Вожди в законе
Шрифт:
В 1937 году Горонский был арестован, осужден, провел 16 лет в тюрьмах и лагерях. В 1953-м он был реабилитирован. И вот сейчас, в санатории "Поречье" встретился с реабилитированным товарищем по несчастью -- Л. Шатуновской, которая вспоминала:
"После того, как наше знакомство возобновилось мы с Иван Михайловичем часто гуляли и обо многом друг другу рассказывали. [...] Во время одной из прогулок Гронский, человек очень умный и очень осторожный, поделился со мной, беспартийной женщиной, своими предположениями о смерти Ленина и о той загадочной роли, которую сыграл Сталин в ускорении этой смерти. [...] Он прямо поделился со мной своей уверенностью в том, что Сталин активно и сознательно ускорил смерть Ленина, ибо, как бы тяжело
Что же рассказал Гронский? В начале 1930-х, во время одной из встреч с писателями, когда Сталин, как и все присутствующие, изрядно выпили, и Сталина "совсем развезло", Сталин "к ужасу Гронского, начал рассказывать присутствующим о Ленине и об обстоятельствах его смерти". Шатуновская пишет:
,,Он бормотал что-то о том, что он один знает, как и от чего умер Ленин. [...] Гронский [...] на руках вынес пьяного Сталина в соседний кабинет и уложил его на диван, где тот сейчас же и заснул. [...] Проснувшись, он долго, с мучительным трудом вспоминал, что же произошло ночью, а вспомнив, вскочил в ужасе и бешенстве и набросился на Гронского. Он тряс его за плечи и исступленно кричал: "Иван! Скажи мне правду. Что я вчера говорил о смерти Ленина? Скажи мне правду, Иван!" Гронский пытался успокоить его, говоря: "Иосиф Виссарионович! Вы вчера ничего не сказали. Я просто увидел, что вам нехорошо, увел вас в кабинет и уложил спать. Да к тому же все писатели были настолько пьяны,что никто ничего ни слышать, ни понять не мог."
Постепенно Сталин начал успокаиваться, но тут ему в голову пришла другая мысль. "Иван!
– - закричал он.
– - Но ведь ты-то не был пьян. Что ты слышал?" [...] Гронский, конечно, всячески пытался убедить Сталина в том, что ничего о смерти Ленина сказано не было, что он, Гронский, ничего не слышал и увел Сталина просто потому, что все присутствующие слишком уж много выпили. [...] С этого дня отношение Сталина к Гронскому совершенно изменилось, а в 1937 году Гронский был арестован''(114).
В письме А. И. Овчаренко Гронский писал, что в 1932 году четыре встречи Сталина с писателями состоялись на квартире Горького, в бывшем особняке Рябушинского(115). Встречи не стенографировались, однако на одной из этих встреч присутствовал литературный критик Корнелий Зелинский. На следующий день после встречи, состоявшейся 26 октября 1932 года, он сделал соответствующие записи в дневнике. В надежде на публикацию К. Зелинский несколько раз редактировал записи. Так возникло два сокращенных варианта, относящихся к 1930-м и 1940-м годам(116). Зелинский пытался также опубликовать записи в брежневские годы (последняя редакция была закончена Зелинским в 1967 году). Экземпляр ее оказался в архиве М. А. Суслова в материалах 1949 года под названием "Запись участника". Первоначально ЦК отказывает: "Нецелесообразно публиковать". Затем решают "поручить секретариату ССП подготовить запись исторической беседы силами целой группы ее участников" (во главе с Фадеевым и Шолоховым). Решено, что "после тщательного обсуждения на секретариате ССП такую запись можно было бы доложить И. В. Сталину"(117). Обратимся к этой записи(118).
На встрече присутствовали члены правительства: Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов и Постышев, а также около пятидесяти литераторов, партийных и беспартийных(119). После многочисленных выступлений, когда все утомились, Сталин предложил выпить. После перерыва выступает Зелинский. Все уже хорошо выпили. Его перебивают репликами. Ворошилов: "Говорите, а то через пять минут не только слушать вас, но и двух слов никто не сможет связать". "Общий смех". После Зелинского -- Кольцов. Но ораторов слушают уже плохо. "Люди уже выпили и выпили некоторые крепко. Ходят, разговаривают, шумят. Горький не знает, как связать собрание". Тогда Фадеев говорит:
,,-- Товарищ Сталин, расскажите нам о Ленине. Свои воспоминания. Здесь все писатели. Это имело бы для нас большое значение.
Но Сталин отнекивается. На предложение Фадеева он отвечает новым предложением. Сталин встает, держа бокал с вином в руке:
– - Давайте лучше выпьем за Ленина. За великого человека. Давайте выпьем, ну, кто хочет? За великого человкека, за великого человека, -повторяет Сталин несколько раз''.
Сталин "отнекивается", так как знает о чем просит Фадеев. "Фадеев просил, чтобы Сталин повторил свои рассказы о Ленине на собрании писателей-коммунистов", состоявшемся у Горького 19 октября 1932 года. Зелинского на этом собрании не было, но присутствовавшие там П. Павленко и А. Фадеев, рассказали следующее:
,,Сталин тогда говорил замечательно. Он рассказывал редкие, интимные вещи из жизни Ленина, о которых никто не знает.
– - Ленин понимал, что умирает, -- говорил Сталин, -- и попросил меня однажды, когда мы были наедине, принести ему цианистого калия.
"Вы самый жестокий человек в партии, -- сказал Ленин, -- вы можете это сделать".
– - Я ему сначала обещал, а потом не решился. Как это я могу дать Ильичу яд. Жалко человека. А потом, разве можно было знать, как пойдет болезнь. Так я и не дал. И вот раз поехали мы к Ильичу, а он и говорит, показывая на меня: "Обманул меня, шатается он". Никто тогда этой фразы понять не мог. Все удивились. Только я знал, на что он намекает: о просьбе Ленина я тогда же доложил на Политбюро. Ну, конечно, все отвергли его просьбу. Вот Гронский знает про это.
Сегодня, в присутствии беспартийных, Сталин не хочет повторять этот разговор''.
Для передачи атмосферы, в которой прохолили встречи правительства с писателями, приведем пространное описание пьянки, данной Зелинский. Обратим внимание на то, что пьяны, видимо, все и что стаканами пьется не вино, а водка:
,,-- Ну что же, выпьем за великого человека, -- перебивает Сталина снова Фадеев.
Все встают, и кое-кто поспешно наливает свой стакан, чтобы присоединиться к тосту. Малышкин хочет чокнуться со Сталиным, но стесняется. Он потихоньку об этом говорит Фадееву. И Фадеев провозглашает:
– - Товарищ Сталин, писатель Малышкин хочет с вами лично чокнуться.
Сталин протягивает стакан через стол.
– - Ну что ж, давайте.
Павленко:
– - Это уже плагиат, товарищ Сталин.
Мы смеемся. Павленко на вечере 19 октября от полноты чувств, подогретых вином, поцеловался со Сталиным. Скромный Малышкин только чокается.
– - Выпьем за здоровье товарища Сталина, -- громко возглашает Луговской. Но в то время, когда мы все собирались присоединиться к тосту, Никифоров, сидевший напротив и изрядко отдавший дань угощению своего визави, который нещадно наливал своим соседям полные стаканы водки, встал и буквально закричал:
– - Надоело! Миллион сто сорок семь тысяч раз пили за здоровье товарища Сталина! Небось ему это даже надоело слышать...
Сталин тоже поднимается. Через стол он протягивает руку Никифорову, пожимает его концы пальцев:
– - Спасибо, Никифоров, правильно. Надоело это уже''(120).
Составленный Зелинским документ подтверждает, во-первых, правильность воспоминаний Троцкого. Во-вторых, правильность воспоминаний Гронского, так как фраза "Гронский знает про это" свидетельствовала о том, что на эту тему разговор между Сталиным и Гронским уже был. А из рассказа Гронского мы знаем, что он слышал историю пьяного Сталина впервые. Понятно, что Сталин, наговоривший много лишнего Гронскому и рисковавший тем, что кто-либо из писателей на встрече, состоявшейся до 19 октября, Сталина слышал, 19 октября решил поправиться и поведал "инженерам человеческих душ" то, что уже было известно в узких партийных кругах, а именно -- повторил историю, рассказанную Сталиным на Политбюро и пересказанную нам впервые Троцким в 1940 году. Сталин обеспечивал себе алиби.