Возлюбленная виконта
Шрифт:
— Да, конечно.
Разумно? Эллиотт хотел, чтобы она вела себя разумно. Она устала быть разумной и уравновешенной. Охватило ощущение холода, что-то вроде ожесточенной решимости как случилось после того, как Рейф покинул ее. Эллиотт не любит ее. Наверное, он не способен любить после того, как его воспитали дальние родственники, а брат причинил боль и отверг. Эллиотт не понимал, что Белла чувствует к Мег и Лине, вот почему она обязана найти их сама.
Наверное, если расстаться на короткое время, они лучше разберутся в чувствах друг к другу. Возможно, она научится обходиться без любви.
— Да, конечно. — Она повернулась и вышла.
Что случилось? Что пошло не так? Эллиотт уставился на прикрытую дверь и чувствовал себя так, будто ему вырвали из груди сердце.
Он думал, что наконец-то осчастливил Беллу, но оказалось, это иллюзия, которая по неизвестной причине рассеялась. Теперь он не знал, как снова вернуть все в прежнее русло.
«Должно быть, она в своей спальне», — подумал Эллиотт. Тоби сидел у двери и скулил. Эллиотт постучал, повернул ручку. Дверь оказалась запертой. Он тихо выругался и направился к гостиной. Та тоже оказалась запертой. И детская. Он постучал снова.
— Арабелла?
Никто не откликнулся.
Эллиотт обернулся, тихо вернулся в свою комнату, прошел через гардеробную и хотел открыть дверь. Та была заперта.
— Арабелла, пожалуйста, впустите меня. — Он начал стучать в дверь кулаком. Вдруг раздался слабый плач неожиданно проснувшегося ребенка. Эллиотт почувствовал, что не сумеет удержать себя в руках. Должно быть, Маргарита находится в детской с няней. Он снова стал барабанить в дверь, на этот раз сильнее. Никто не откликнулся.
В сейфе хранились запасные ключи от всех комнат дома. За считаные минуты Эллиотт вернулся с ними.
— Арабелла, если вы не откроете дверь, то это сделаю я сам.
Он подождал, наконец, дверь отворилась. Перед ним стояла Арабелла с бледным лицом и сухими глазами.
— Пожалуйста, не шумите так, вы испугаете Маргариту.
— Тогда не запирайте двери. — Он прошел в комнату.
— Я не желаю, чтобы вы находились здесь. Я не знаю, что сказать. Простите, мне, наверное, не следовало говорить, мне просто изменила сила воли.
— Что бы вы ни желали, это, кстати, мой дом, а вы моя жена и это моя дочь. — Она резко взглянула на него. — Да, конечно. Моя дочь. И не пытайтесь отнять ее у меня, иначе будет страдать только она.
— Я не собиралась. — Она осеклась и уставилась в окно, за которым было холодно и шел дождь. — Я дала брачный обет и выполню его.
— Арабелла, скажите, в чем дело! — Эллиотт взял ее за руку и привлек к себе. Понял, что слишком груб. Он чуть отпустил ее руки, но не дал отстраниться.
— Вы мне действительно небезразличны, — устало произнесла Арабелла. — Почти с самого начала. Я восхищаюсь вами, считаю добрым и строгим. Вы знаете, меня сильно влечет к вам, иначе я так охотно не легла бы с вами в постель. Но это не оправдывает меня за то, что я вышла замуж за вас. Я как-нибудь справилась бы сама. Я оказалась не права и эгоистична, теперь мы страдаем оба, и я не знаю, как исправить положение. Уходите, пожалуйста.
— Арабелла, вам нельзя
— Скажите им, что у меня нервное возбуждение или еще какая-нибудь хворь. Мужчины верят, что женщины подвержены таким приступам.
Эллиотт повернулся и вышел. Он никогда не слышал, чтобы Арабелла говорила столь раздраженно, не видел ее такой рассерженной. Она даже не пыталась угодить ему. С одной стороны, он понимал, что Белла имеет право говорить о своих чувствах, сколь бы обидными ее слова ни казались. С другой стороны, его ранило каждое ее слово. Хотелось снова увидеть послушную жену с мягким характером.
Белла стояла у окна и наблюдала за тем, как Эллиотт уезжает, перекинув ружье и патронташ через плечо. Пойнтеры бежали следом за лошадью. Несмотря на холодный сырой туман, он предпочел уехать подальше от нее. В этом Белла могла винить только себя. Что-то оборвалось, нечто такое, что, оглядываясь назад, она, должно быть, завязывала годами, пока Белла выступала в роли миротворца и послушной дочери. Прошли годы послушания и самоограничения, утрат и печали. Рейф предал ее, она даже не нашла слов, чтобы высказать ему все, что думала. А теперь слова Эллиотта разорвали хрупкие преграды, заставлявшие ее вести себя сдержанно, и обиды выплеснулись наружу. Если бы только она могла сказать, что любит его, но тогда дела пошли бы еще хуже. Что бы Эллиотт сделал тогда, соврал ей или любезно и с жалостью сказал, что не может ответить взаимностью?
Беллу охватило непреодолимое желание прижать к себе дочку. Все же кто-то любил ее без всяких условий, и она тоже могла безгранично любить это существо.
Нет, таких существ три: Маргарита и сестры. «Мег и Лина, где вы?» Этот вопрос Белла задавала себе не первый раз. Ей ведь стало бы известно, что сестер больше нет в живых. Белле остается лишь цепляться за эту мысль.
В душе снова зашевелились обида и гнев. Стало плохо. Она так редко давала выход гневу. Белла не позволяла ему брать верх над собой, как это случилось сейчас.
Она прижалась лбом к холодному стеклу. Сегодня она съежится в своей берлоге, обняв детеныша, точно раненый зверь. Завтра… завтра она поедет в Лондон и заберет Маргариту с собой.
Затем, сделав все возможное, чтобы найти сестер, извинится перед Эллиоттом, даст ему обещание больше не говорить о своих чувствах и как-нибудь примирится с нынешним положением замужней женщины.
Проснулась Маргарита и стала гукать.
— Иду, моя любимая, — откликнулась Белла. — Твоя мама здесь.
Присутствовать на завтраке было труднее, чем она вообразила, ибо Эллиотт вел себя безупречно. Муж был вежлив, улыбался, а когда Белла отослала слуг и хотела заговорить о вчерашнем эпизоде, он лишь покачал головой:
— Не надо, Арабелла. Забудем об этом, жизнь продолжается. У вас сдали нервы после нашей вечеринки.
Белле хотелось извиниться, объясниться, но не в том, как она себя чувствовала, а в том, почему дала волю эмоциям. Если Эллиотт захочет притвориться, будто ничего не произошло, у нее не останется выбора, кроме как отправиться в Лондон, не обсудив вчерашней стычки.