Возлюбленный враг
Шрифт:
Я равнодушно приветствую появившегося на пороге Грау и хочу уйти к себе, пусть он занимается утренним туалетом Франца, а потом они завтракают вдвоем, у меня нет аппетита. Почему-то неловко смотреть в глаза Отто, кажется, Вальтер заронил подозрение в мою душу.
Грау не замечал моего напряженного состояния, был очень рад хорошим новостям.
— Ты скоро к нам присоединишься? Меня предупредили о поездке, я был прав... Это его подарок в качестве извинения. Фон Гросс хочет выглядеть кающимся грешником, которого нельзя не простить.
— Отто, я не пойму. Как
— Что значит "сам"? Объясни-ка получше, - прищурился он.
— Мы ведь теперь немножко друзья, правда? Но с Вальтером вы гораздо дольше и сильнее друзья, чем мы с тобой, согласись.
Грау подошел ко мне и попытался взять за плечи, чтобы притянуть к себе ближе:
— Что плохого он тебе наговорил про меня? Ася, пойми, он просто злится - мы много времени проводим вместе, мы всегда рядом…
— Он считает, что ты меня ненавидишь.
— Так было раньше, в самом начале, но теперь многое изменилось.
И вдруг Франц внес свою лепту в наш диалог.
— Вам давно надо подружиться. Мы вместе - отличная команда!
Милый мальчик… должно быть, он больше похож на свою «звездную» мамочку, думаю, она очень красивая и элегантная фрау, не то что я - чучело, волосы вечно растрепаны, не слушаются расческу, о том, чтобы подкрасить губы или глаза даже не может быть и речи. Зато после замечания Отто я стала следить за тем, чтобы, нервничая, не совать пальцы в рот как маленькая. Это совсем стыдно в мои зрелые годы.
Не хочется больше ничего выяснять, я даю понять Грау, что разговор окончен и возвращаюсь в свою комнату. У меня есть полчаса, чтобы подремать, а потом я переоденусь и можно собираться в город. Отто сказал, что лучше выехать до обеда, потому что после обеда придет массажист к Францу и нам нужно находиться в особняке.
Но и оставшись одна, не смогла успокоиться. Возможно, сегодня я встречусь со Стефаном, я верю, что Отто поможет, он обещал найти этого скользкого поляка, но откуда взялось нехорошее предчувствие? Скорее бы, скорее бы уже выехать в город и все разузнать.
* * *
Ася. Спустя два часа
Я так и знала! Я даже была уверена, что впереди неприятности. Грау оставил нас в красивом большом кафе неподалеку от комендатуры, а сам ушел разведать насчет Барановского. Мы с Францем ели пирожные с кремом, и я пыталась вести приятные разговоры, но душа моя летела за угол в сторону казенного здания, мрачность которого не скрывали даже цветочные вазоны у крыльца. Когда Отто вернулся, один вид его показал, что поиски оказались тщетны.
— Он уехал и никто не знает куда. Его место занято уже три недели, незначительная была должность. Бывшие сослуживцы только пожимают плечами и прячут глаза… Я выяснил адрес, но мне дали понять, что этот человек покинул город в неизвестном направлении. По крайней мере, такова основная версия его знакомых. Ася, мы будем искать, это еще не конец.
— Вальтер все знает, но не хочет говорить - пропажа Стефана его рук дело… Отто… Мне никогда не вернутся, я погибла.
Перед лицом словно в тумане проплыла довольная, снисходительная улыбка генерала, в ушах зазвенели чеканные слова: «Смирись с неизбежностью, то есть со мной...» Но я же категорически против такого рода «неизбежности»! Я должна найти выход, для начала заверить Франца, что со мной все в порядке, просто я потеряла одного доброго приятеля и даже Отто не может его найти.
Мы вернулись в машину и скоро выехали из центра по направлению к старому парку, но меня уже ничто не радовало, я была в состоянии апатии перед открывающейся перспективой. Мальчик утешал меня, ласково поглаживая по руке:
— Ася, не грусти, пожалуйста, у тебя же есть мы. А тот друг… может, он еще найдется, надо подождать, может, он сам к тебе придет.
— Вряд ли случится подобное чудо, но спасибо за добрые пожелания.
Мы почти в обнимку с ним дошли до пруда, где обычно кормили уток. Я грустно улыбалась, поглаживая Франца по светлым волосикам, отщипывала от булки хлеб и бросала в воду. Утки не робели, они давно привыкли к посетителям и оттого были невероятно толсты. Грау передразнивал их серьезный вид, чтобы повеселить Франца, а тот смеялся вовсю.
Я же прислонилась спиной к высоким перилам скамейки и равнодушно смотрела вокруг.
«Скоро рассвет, выхода нет - девочка с глазами из самого синего льда тает под огнем пулемета… должен же растаять хоть кто-то...»
Какая невероятная расточительность! Представить только, чтобы получилась одна человеческая жизнь должно совпасть множество условий: после таинства зачатия из одной крохотной клетки по часам и дням долго-долго формируется плод, а в положенный срок так же медленно и мучительно рождается на свет совершенно беззащитное и беспомощное дитя.
И сколько сил и времени другого человека требуется, чтобы маленький хнычущий «кулечек» сам встал на ноги и научился говорить. Но достаточно всего лишь одного мгновения, чтобы обломить этот «мыслящий тростник», лишить его жизни, способности думать, действовать, производить на свет себе подобных.
«Не думай о мгновеньях свысока, наступит время, сам поймешь наверное, летят они как пули у виска...».
К моей щеке неожиданно прикоснулись холодные губы Отто, потом еще и еще... Нет сил сопротивляться.
— Ты вся дрожишь, Ася, ты не заболела, у тебя горячий лоб. Я принес плед, закутайся, а может, лучше вернемся?
Все немцы предусмотрительные и хозяйственные. У нас в машине есть плед и корзинка с продуктами, Грау на этот раз не упустил из виду ни одной мелочи. Но мне ничего не нужно, я, кажется, больна. А медицина у них сейчас не на высоте, пенициллин еще только в разработке.
Значит, я вполне могу умереть от какого-нибудь бронхита, ведь я - изнеженное дитя двадцать первого века, мой организм уже вкусил спасительную прелесть антибиотиков и не вынесет агрессивной среды сороковых годов прошлого столетия. Какой бессмысленный печальный конец...