Возмездие (изд.1972)
Шрифт:
Восьмого ноября 1923 года город Мюнхен был взбудоражен. Во всю ширину мостовых двигалась пёстрая толпа. Мелькали береты и тирольские шляпы с пёрышком, штатские пиджаки и военные кителя без погон, ботинки и высокие лаковые сапоги. Но больше всего было каскеток и коричневых рубах, заправленных в такого же цвета бриджи. Демонстранты, основательно подогретые пивом и водкой, самозабвенно орали нацистские песни. Почти каждый размахивал резиновой дубинкой, хлыстом, стальным прутом.
Из баров а кабачков выбегали новые группы бюргеров, мелких лавочников, студентов, дельцов, раскрасневшихся от спиртного, с бутылками и палками в руках. Они вливались в толпу, которая все росла.
Вскоре шествие запрудило улицы. В рёве демонстрантов тонули свистки полицейских и гудки автомобилей, тщетно пытавшихся проложить себе дорогу.
Толпу вели двое.
Один был почти старик — неторопливый, чопорный, важный, с отличной выправкой, свидетельствовавшей о том, что это бывший военный. Другой — лет тридцати, остроносый, тонкогубый, с жидкой чёлкой над лихорадочно блестевшими тёмными глазами. Первый был генерал Эрих Людендорф, второй — Адольф Шикльгрубер, Гитлер.
Так начался «пивной путч» мюнхенских нацистов, целью которого был государственный переворот.
В толпе путчистов можно было заметить малого лет двадцати пяти, рыжеволосого, кряжистого и сутулого, с толстым багровым затылком. Он имел привычку выставлять вперёд подбородок и щурить маленькие, узко посаженные глаза, а при ходьбе — сильно размахивать руками, такими тяжёлыми и длинными, что они, казалось, доставали до колен. Всем этим парень сильно напоминал гориллу, на которую почему-то напялили штаны и высокие башмаки на шнуровке. Он горланил громче других и первым швырнул булыжник в окно еврейского магазина, когда путчисты подходили к Фельдхеррнхалле. [76] Звали парня Гейнц Упиц.
76
Фельдхеррнхалле — зданиепамятник германским полководцам в Мюнхене.
В том году «пивной путч» с треском провалился. Гитлера и некоторых нацистов даже засадили в тюрьму, в которой «бесноватый Адольф», кстати, и написал свою гнусную книжонку «Майн кампф». [77]
Несмотря на неудачу, нацисты не отчаялись. И среди тех, кого Гитлер запомнил в тот день, был обезьяноподобный Упиц.
Вторично Гейнц Упиц был отмечен фюрером в февральские и мартовские дни тридцать третьего года, когда гитлеровцы устроили провокационный поджог рейхстага, а вслед за тем — избиение коммунистов и всех прогрессивно настроенных людей. В ту пору Упиц действовал не покладая рук. Он был одним из тех, кто выследил и схватил Эрнста Тельмана.
77
«Моя борьба»
В третий раз об Упице вспомнили в канун июньских событий тридцать четвёртого года. В эти дни Гитлер заканчивал подготовку к новой Варфоломеевской ночи — расправе над сотнями видных членов своей партии, ставших неугодными ему и Герингу. Гейнц Упиц был вызван, обласкан и назначен на ответственный участок операции. После завершения «ночи длинных ножей», или, как ещё назвали ту ночь сторонники Гитлера, «чистки Рема», об Упице с похвалой отозвался сам Герман Геринг.
С тех пор Гейнц Упиц пошёл в гору. Некоторое время он работал в АПА, [78] затем был назначен в одно из управлений гитлеровской тайной политической полиции, которое занималось контрразведывательной работой на территории своей страны, а с началом войны — и в оккупированных Германией государствах.
78
АПА — внешнеполитический отдел гитлеровской партии, один из центров нацистского шпионажа.
Гейнц Упиц проявил недюжинные способности, воспитывая кадры провокаторов и шпионов. Он, например, отличился при подготовке пресловутого «Плана вейс». [79] Он был одним из немногих особо доверенных лиц, которых посвятили в строжайшую тайну, зашифрованную как операция «Гиммлер». Больше того, Улицу и ещё одному человеку, речь о котором будет ниже, собственно, и принадлежала сама идея операции. Сущность её заключалась в том, что в 1939 году гестапо раздобыло некоторое количество польских военных мундиров, оружия и удостоверений личности военнослужащих польской армии, снабдило всем этим группу немецких агентов, которая затем напала на радиостанцию в пограничном с Польшей городе Глейвице. Провокация удалась — все видели трупы «подлых поляков», то есть немцев-лагерников, на которых парни из гестапо напялили польскую одежду с соответствующими документами в карманах, расстреляли и оставили там, где происходили «стычки».
79
«План вейс» — «Белый план» — нацистский план нападения на Польшу.
Печать Третьей империи, Японии и Италии хором завопила о «польских агрессорах». Повод, для того чтобы ввести в действие «План вейс», был налицо. И Польша запылала в огне войны.
За участие в этой операции Гейнц Упиц получил рыцарский Железный крест с мечами, очередной чин, а также личную награду Генриха Гиммлера — золотое кольцо и кинжал дивизии СС «Тотен копф».
С тех пор прошло немало времени. Гейнц Упиц орудовал в Германии, во Франции и Норвегии, в Югославии и Чехословакии, действовал весьма энергично, как говорится, не за страх, а за совесть. Руководство ценило его, не обходило наградами и чинами. И теперь, к середине 1944 года, группенфюрер [80] Упиц был одним из видных деятелей фашистской контрразведки.
80
Группенфюрер — чин в организациях и учреждениях СС, соответствует генераллейтенанту.
В тот вечер, когда Аскер Керимов встретился с Шубертом, Гейнц Упиц покинул свой уютный особняк в Берлине, сел за руль большого открытого «мерседеса», вывел машину за город и погнал по широкой бетонной дороге на северо-запад.
Группенфюрер Упиц любил быструю езду. Это позволяло отключать сознание от обычных забот и дел. А нервы генерала очень нуждались в отдыхе: почти каждый день с фронтов приходили вести, одна неприятнее другой.
С некоторых пор опытный полицейский Гейнц Упиц почуял новую грозную опасность. Впрочем, опасность была не так уж нова, о ней давно знали, ибо возникла она в тот самый момент, когда нацисты пришли к власти. Этой опасностью был народ. Но прежде на народ можно было плевать; схватив за глотку, его держали в страхе и повиновении, дурачили безудержной демагогией и спекуляцией на национальных чувствах и чаяниях немцев. Да, прежде это было возможно. Теперь же, когда вся страна из конца в конец покрылась солдатскими кладбищами, когда армии Советов штурмовали подступы к восточным границам Германии, а над фатерландом день и ночь висели эскадры бомбардировщиков англичан, американцев, русских, теперь простые немцы стали задумываться над многим. И Упиц, к которому стекалась самая объективная и полная информация со всех уголков страны, видел, что люди уже не только шевелят мозгами, но действуют, и с каждым днём все активнее. С фронта сообщали: сделанные на лучших германских заводах авиабомбы, торпеды, снаряды, мины частенько не взрываются, ибо оказываются начинёнными песком или какой-либо иной дрянью. В Берлине саботажники вывели из строя главный цех одного оружейного завода. На другом заводе одновременно сгорели все электромоторы. И так — повсюду. Не лучше обстояли дела на транспорте. В прифронтовой зоне эшелоны вермахта летели под откос от руки партизан; в глубоком тылу поезда с военным грузом выводились из строя германскими антифашистами и беглецами из лагерей…
Полная луна стояла высоко в небе. Дорога просматривалась хорошо, и Упиц до отказа прижал ногой педаль газа. Машина рванулась вперёд. Вскоре стрелка спидометра закачалась у цифры 120.
Через полтора часа машина подъехала к развилке дорог. Основное шоссе шло дальше, на Гамбург. Пологий и широкий съезд вёл на запад. Группенфюрер оглянулся и, убедившись, что шоссе свободно, повернул руль влево.
Ещё через час «мерседес» Упица, на минуту притормозив у контрольно-пропускного пункта, въехал в Остбург. Высокого гостя ждали. Едва автомобиль остановился у здания гестапо, к нему поспешили штандартенфюрер Больм и штурмбанфюрер Беккер. Почтительно поздоровавшись, они проводили генерала в приготовленные апартаменты — гостю был отведён коттедж, расположенный рядом со зданием контрразведки. В кожаной папке, которую нёс с собой штандартенфюрер Больм, находились материалы, относящиеся к появлению в Остбурге Курта Краузе и Герберта Ланге. Группенфюрер Упиц прибыл специально по этому делу.
Материалы не могли порадовать генерала. На след спутника Герберта Ланге пока напасть не удалось.
За домом покойного велось тщательное наблюдение, все посетители были подвергнуты негласной проверке. Однако в гестапо понимали: тот, кто извлёк запрятанную в кухне радиостанцию, вряд ли вновь появится в домике Ланге. Поэтому контрразведка главное внимание уделяла Лизель. Адольф Торп навещал её каждый день. Но женщина, испытавшая сильнейшее нервное потрясение, была в тяжёлом состоянии. В ответ на настойчивые расспросы Торпа она твердила одно и то же: в доме в эти дни было полно народу, приходили какие-то люди, но кто именно, она не помнит.