Возмездие теленгера
Шрифт:
– А-а-а! – воскликнул Брагин. – Видел я однажды, только на штурмовике, как она народ косит. Сильная, брат, я тебе скажу, штука!
– Если бы не эти «плазматроны», мы бы деревню не отбили, – Костя невольно предался воспоминаниям, вспомнил свой бой и, конечно же, Верку Пантюхину, да еще много чего хорошего, что было у них в Теленгеше.
Видно, у него так возбужденно заблестели глаза и он так воодушевился, что Брагин добродушно рассмеялся:
– У тебя и девушка, наверное, есть?
– Есть. – Костя откинул со лба белый чуб и снова подумал Верке Пантюхиной. Красавица она, подумал он. Самая лучшая в мире! Быстрее бы домой!
– Теперь, брат, уже недолго, – согласился с его мыслями Брагин.
– Соскучился, – признался Костя.
Так, за разговорами и воспоминаниями, они незаметно миновали несколько батарейных казематов, где когда-то стояли пушки, а теперь гулял ветер и осыпалась штукатурка.
– А ваш дневник я нашел в соседней деревне Чупе, – сказал Костя.
– Давай на «ты»? – предложил Брагин. – А то выкать язык цепляется.
– Давайте, – согласился Костя.
К этому времени они преодолели все три этажа и были где-то совсем близко от нужной полубашни, где находился заветный пункт связи, только проход к нему никак не могли найти: то двери замурованы, то на лестнице трех десятков ступеней не хватает, то просто залы до потолка завалены все тем же красным кирпичом.
– Черт! – выругался Брагин. – По-моему, мы не туда идем.
– Ты не находишь, что все это странно? – поддержал его Костя.
– Думаешь, нас специально водят за нос?
– Было бы неудивительно, – Костя почему-то подумал о Большакове. Кто еще мог так легко свернуть шею человеку? – Думаю, проход с другой стороны. – Он выглянул в окно. – А вдруг за нами наблюдают?
– Все может быть, – Брагин высказал то, о чем они боялись думать. – Засада! Я давно хотел сказать об этом.
– Тогда вперед! – сказал Костя, и они повернули туда, откуда пришли, потому что уже догадались, что путь в нужную им полубашню не такой короткий, как казался вначале.
* * *
Где и когда он потерял Брагина, Костя не заметил, вроде был только что рядом, а потом оглянулся – его уже нет.
– Саша! – осторожно позвал Костя, и ему почудилось, что за плавным поворотом стены форта он услышал знакомый голос.
Костя бросился в ту сторону, сжимая в руке пистолет, пробежал два-три каземата, однако, к большому своему сожалению, никого не обнаружил. Голос между тем слышался совсем рядом, почти над головой. Звук прилетал через амбразуру. Слова разобрать было трудно. Потом к первому голосу присоединился еще один. Спорили двое, и это уже был явно не Брагин. Брагин пропал, растворился в многочисленных коридорах и закоулках форта. Разбираться с этим явлением не было времени, вначале надо было узнать, кто разглагольствует на крыше.
Для того чтобы попасть наверх, Косте пришлось карабкаться по ажурной лестнице, которая предательски раскачивалась и стонала под ногами, иногда от нее отлетали металлические части и с грохотом падали вниз. Больше всего Костя боялся, что его обнаружат прежде, чем он минует ненадежную лестницу. Однако похоже было, что спорящим на крыше было все равно. Они, как токующие тетерева, ничего не слышали, кроме собственного крика. Под эти крики он, собственно, и добрался до распахнутого люка и увидел широченную спину Большакова. Напротив него, у самого края форта, стоял не кто иной, как Петр Сергеевич Кононов в своей неизменной кожаной тужурке и бескозырке, ленточки которой гордо развевал ветер.
Таким злым и гневным Костя его еще не видел.
– Да ты все испортил! – кричал он срывающимся голосом. – Ешкин кот! Испоганил такую идею! У меня на тебя виды были, а ты все испортил!
Неожиданно Большаков стал оправдываться, как малолетка, как в деревне оправдываются те, кто здорово набедокурил. Петр Сергеевич, однако, его не слушал, а кричал, переходя на все более тонкий фальцет:
– Да кто ты такой вообще? Такое ощущение, что ты не мой друг Андрюша Большаков, с которым мы десять лет сидели в школе за одной партой, а черт знает кто! Ты вообще понимаешь, о чем я говорю?!
– Понимаю, – набычившись, оправдывался Большаков.
Он даже стал меньше ростом и сутулился больше обычного, к тому же дрожал, как паралитик. Даже его фирменный бас потускнел под напором Петра Сергеевича.
– Я говорю о будущем, о Родине! – кричал Петр Сергеевич. – А ты мне, что надо всех убить?! Да зачем? Какой смысл?!
– Я не могу… – вдруг обычным своим басом сообщил Большаков, и Костя вздрогнул. – Я не могу, потому что… потому что…
– Да что «потому что»?! – грозно спросил Петр Сергеевич и, казалось, стал выше и массивнее Большакова.
– Потому что я не Большаков! – неожиданно воспрянул духом Большаков, только Петр Сергеевич этого не заметил.
И Косте захотелось крикнуть: «Беги, Кононов! Беги, если успеешь!»
– А кто?! – удивился Петр Сергеевич. – Кто ты тогда, ешкин кот?! Кто?!
И тогда Костя увидел, как Большаков ударил Петра Сергеевича железной свайкой по голове – раз и еще раз, как Петр Сергеевич упал, как ноги у него стали царапать пыльную поверхность крыши и как Большаков ударил его еще два раза, уже лежащего, и произнес:
– Я же тебя просил: никогда не спрашивай меня об этом! Просил! – а потом воровато оглянулся и, не заметив Костю, столкнул тело Петра Сергеевича в воду.
Раздался громкий всплеск, и наступила тишина, только невдалеке пронзительно кричали чайки.
Потом Большаков выпрямился и увидел Костю.
– А ну-ка!.. – Он торопливо направился к нему, размахивая окровавленной свайкой. На лице у него была маска ярости. Он еще не отошел от убийства Петра Сергеевича и хотел убивать, убивать и убивать.