Возмездие
Шрифт:
Но капали секунды, секунды складывались в минуты, а минуты медленно выстраивались в часы. Гости быстро дошли до эмоционального выгорания, замыкаясь в себе, и каждый новый переход в лучший из миров показывал все более паршивый результат. Исход энергии становился все меньше, страсти остывали все сильней. И даже сочетание Силы на пару с болью не дало синергического эффекта, которого я ожидал. И тогда я понял одну маленькую хитрость — чем здоровее человек в психическом плане, чем ярче он способен чувствовать, тем выше его потенциал при смерти.
Ценой этого знания стало то, что вокруг меня оказалось множество ничтожеств, негодных даже
А еще ковыряться в их мозгах оказалось удовольствием гораздо ниже среднего. Раньше, когда я только начинал свой путь, копошиться в памяти мертвецов, для меня было чему-то сродни прыжка в доверху наполненную деревенскую выгребную яму, к которому я готовился с тщанием глубоководного ныряльщика. Потом, конечно же, я настолько свыкся с этими ощущениями, что даже перестал замечать, как обращаюсь к знаниям и воспоминаниям покойников. А вот с этими умалишенными ко мне снова вернулись былые тошнотворные впечатления.
В общем, сперва я считал, что отрицательных последствий у моего исследования оказалось куда больше, пока не заметил одну прелюбопытнейшую вещь…
Я прислушался к изменившейся гамме ощущений, что транслировали находящиеся со мной в зале легионеры, и не мог даже подобрать слов к произошедшим с ними метаморфозам. Какие такие органы чувств включились у мертвецов, что они стали настолько полно и необычно воспринимать мир вокруг себя? Вполне обычное и заурядное окружение вдруг наполнялось ярчайшими впечатлениями, невиданными доселе звуками и запахами, обретало объемность четырехмерного мира. Пытаться подобрать этому словестное описание также нереально, как описать от рождения слепому человеку калейдоскоп.
Теперь даже нахождение разума в моем собственном теле мне казалось чем-то серым и неполноценным после того, как прикоснулся к чувствам марионеток.
Подойдя ближе, я стал с огромным интересом и редким тщанием рассматривать своих покойников, не преминув даже заглянуть им в рот. Я сказал, что эксперимент был больше неудачным? Признаю, я ошибся настолько сильно, насколько это вообще возможно. На самом деле, я получил невероятный результат, только в несколько иной плоскости, нежели ожидал.
Находящиеся длительное время в эпицентре бури из чужого ужаса, мертвецы жадно насыщались этими эманациями, накачивась под завязку. И страх начал менять их тела. Уже сейчас было заметно, что кончики ушей у них незначительно вытянулись и заострились, подбородок подался вперед, а зубы утончились и немного удлинились.
При ближайшем осмотре удалось еще заметить, что волосы на голове и теле у трупов стали чуть более толстыми и грубыми, отчего теперь торчали в разные стороны, создавая впечатление неухоженной растрепанности. А еще легионеры явственно прибавили в голой физической силе. Об этом кричал весь их видоизмененный облик, пугая своим первобытным и животным началом даже меня, их полноправного хозяина. Под их слегка посеревшей кожей перекатывались тросы жил и мышц, услаждая взор своей нечеловеческой эстетикой. Они напрягались и шевелились, подобно змеям, при каждом даже совсем незначительном движении, порождая ассоциации с подвижной ртутью.
Дьявол, да что за сила сосредоточилась в моих руках?! Каковы ее границы и истинное предназначение?! Как и почему
И неизвестно, куда бы этот страх мог меня завести, если б следящие за обстановкой снаружи зомби не просигналили о приближении почти десятка черных фургонов с мигалками. Рассмотреть на них другие опознавательные знаки в темноте не удалось даже снайперам, прильнувшим к оптическим прицелам, но понять, кому они принадлежали, и так не составляло особого труда.
И в том, что это пожаловали именно по нашу душу, тоже подтвердилось достаточно быстро. Причину их визита я отыскал раньше, чем чужие автомобили проехали два квартала.
Оказалось, что запертые в промышленном рефрижераторе официанты и повара, которые жались к друг другу словно замерзающие пингвины, пытаясь согреться об соседей, не очень-то строго следовали строгому правилу, установленному владельцем ресторана. Я имею в виду запрет на использование мобильных телефонов на рабочем месте.
Хоть марионетки и достаточно тщательно проверили всех работников заведения, а один из мертвецов и вовсе безвылазно торчал в холодильнике вместе с ними, держа для устрашения пистолет наготове, какой-то ловкач все равно сумел отличиться.
Один из разносчиков блюд как-то умудрился скрытно вытащить телефон, запрятанный под тканью широкого напульсника на своем запястье, вслепую набрать сообщение своей девушке с коротким описанием ситуации, а потом отключить и снова незаметно убрать его.
Кстати, провернул он этот свой фокус еще до полуночи, почти сразу, как я увел персонал ресторана в укромное место. Однако же его подружка посчитала СМС-ку глупым приколом от своего парня, и принялась ему выговаривать все, что она думает о его умственных способностях. Но по прошествии нескольких часов, когда ее благоверный не только не ответил на эти яростные сообщения, но и не появился в сети ни в одном из своих приложений, она уже по-настоящему забила тревогу.
Когда марионетка нашел-таки спрятанный под белой манжетой мобильник и включил его, на трубку прилетел целый шквал СМС от его подруги, и тут уже общая картина произошедшего стала мне кристально ясна.
В очередной раз, поддавшись доводам гуманизма, я подставил самого себя под удар. Я ведь изначально колебался, стоит ли мне перебить всех в ресторане до единого, или оставить их в живых… почему не последовал первоначальному порыву? Что меня остановило? Черт его знает, но над этим определенно стоит задуматься…
Из фургонов, тем временем, начали выгружаться бойцы с нашивками на спинах, на которых в ярком свете фар удалость прочесть выведенное желтыми буквами лаконичное «АЛЬФА». И стоило одному из снайперов увидать эту опознавательную надпись, как мне по ментальной связи пришел… я бы назвал этот отклик тревожным, если б мертвецы умели испытывать такие чувства. Но все же факт был в том, что те покойники, которые были из числа ветеранов чеченских войн, очень хорошо были знакомы с обрушившимися на наши головы спецназовцами. Знали, что они из себя представляют, и очень боялись их при жизни. Этот страх не мог не оставить отпечатка на их личности, и был настолько глубоким, что частично перенесся и в посмертие.