Возмездие
Шрифт:
Дженнингс закашлялся, пытаясь сдержать душивший его смех.
Девушка с ним даже не заигрывала, она просто-напросто делала ему предложение. Причем совершенно откровенно. Он поднял на нее глаза — и призадумался: девчонка потрясающая. Вне всякого сомнения.
— Я бы чего-нибудь перекусил, — проговорил он, снова заглядывая в меню.
— Простите, я что-то не так сказала? — спросила она, смахивая пылинки с юбочки нарочито неторопливыми движениями, давая ему возможность полюбоваться ее соблазнительными
— Нет, что вы! — возразил он с улыбкой. — Но не думаю, что вашему папе понравилось бы, как вы со мной разговариваете. А вдруг он нас услышит и выставит меня из гостиницы? — Он подмигнул ей. — Выставит на ночь глядя... Что мне тогда делать?
— Папа в мои дела не вмешивается, — ответила она, по-прежнему не сводя с него глаз. — Мама тоже. Так что насчет этого не беспокойтесь.
Дженнингс пожал плечами и сделал заказ. Не в силах оторвать восхищенного взгляда от ее ног, он смотрел ей вслед, пока она не исчезла в дверях кухни.
— Не желаете ли чего-нибудь выпить, мистер Дженнингс? — окликнул его из-за стойки бара Тони Киркхэм. — Вижу, Паула уже приняла у вас заказ.
«Еще минута — и она схватила бы меня за одно место», — улыбнулся про себя Дженнингс.
Заказав пинту горького пива, он снял кружку со стойки и вернулся за свой стол. Паула, появившаяся минутой позже с подносом в руках, поставила перед ним тарелки с закусками.
— Спасибо. Да, кстати, — сказал он, накалывая на вилку несколько креветок, — как тут у вас с ночными развлечениями?
— Вниз по улице — ночной кинотеатр и еще несколько дискотек. — Она пожала плечами. — Вот вроде бы и все... Мы сами находим себе развлечения.
— Я знал, что вы так скажете. Наверное, схожу в кино. Благодарю за информацию. — Дженнингс замялся, не зная, стоит ли продолжать эту игру. Но, взглянув на нее, все же решился: — Жаль, что вы на работе. Будь вы свободны, могли бы показать мне город.
— А я освобожусь, — сказала она, понизив голос. — Позднее...
Он кивнул.
Она повернулась и ушла, оставив его в одиночестве.
Покончив с едой, Дженнингс выпил две рюмки виски и вышел из гостиницы. Он решил пройтись по вечернему Хинкстону. Стоя у окна своей темной спальни, Паула Киркхэм следила за ним, пока он не скрылся из виду.
Глава 24
— Нет.
— Но он имеет право знать...
Два человека стояли друг против друга в маленьком офисе, где было так накурено, что некоторые предметы казались едва различимыми в клубах дыма.
— Я сказал — нет! — рявкнул инспектор Мэдден. — Он затушил окурок «Данхилла» и оттолкнул от себя наполненную до краев пепельницу.
— Почему бы и не сообщить ему? — допытывался Спенсер.
— Потому что это против устава.
— К черту устав! — огрызнулся Спенсер. — Дочь Хэкета зверски зарезана маньяком... — Он кивнул на ордер на арест, лежавший на столе.
— Мы еще не доказали его вины, — возразил Мэдден, поднимаясь со стула. Он снова закурил.
— Тогда зачем его арестовывать? К чему себя утруждать? — Спенсер хмуро взглянул на шефа. — Мы можем задержать его лишь на сутки, а затем должны выдвинуть обвинение. Предъявить же нам нечего. Что будем делать?
— Придется отпустить, — пожал плечами Мэдден. Глубоко затянувшись, он выпустил струйку дыма. Вид у него был усталый.
— Позвоните Хэкету, — настаивал Спенсер.
— Ну и что это даст? — осведомился Мэдден.
Спенсер вызывающе смотрел на шефа.
Мэдден, пожав плечами, пододвинул Спенсеру телефонный аппарат.
Глава 25
Лежавший на полу мужчина был гораздо крупнее Хэкета — высокий, могучего телосложения. Справиться с таким не так-то просто. Кровавые отметины на голове мужчины свидетельствовали о многочисленных ударах молотком.
Хэкет стоял над лежавшим на полу врагом, начинавшим приходить в сознание, — мужчина часто заморгал, взгляд его приобретал все более осмысленное выражение. Увидев Хэкета, он попытался подняться на ноги, но тотчас обнаружил, что его руки туго стянуты веревкой. Ноги тоже были связаны. Совершенно беспомощный, он лежал на полу заброшенного склада.
И он был совершенно голый.
По-прежнему сжимая в руке молоток, Хэкет сделал шаг к своему обнаженному пленнику и занес молоток. Он вложил в удар всю силу, всю клокотавшую в нем ярость.
Удар молотка — удар зубьями, предназначенными для выдирания гвоздей, — раздробил коленную чашечку пленника. Из страшной раны хлынула кровь. Мужчина дико взвыл, когда Хэкет попытался высвободить застрявший в раздробленном колене стальной молоток, зубья которого зацепились за кость. Хэкет поднапрягся, кость постепенно выходила наружу; еще немного — и он вырвет ее окончательно. Этот жуткий хруст не заглушил даже безумные вопли пленника. Хэкет еще раз надавил на молоток, намереваясь довести дело до конца.
Кость отделилась от колена с каким-то ужасным, чавкающим звуком, на пол посыпались осколки костей, ошметья мышц и сухожилий.
Извивавшийся на полу человек заходился в крике. Хэкет наклонился над ним, заглядывая ему в лицо, надеясь насладиться муками врага.
Но у мужчины не было лица.
На месте лица — сплошь гладкая кожа. Ни глаз, ни носа, ни рта.
Душераздирающие вопли, казалось, рождались в мозгу самого Хэкета, склонившегося над своей жертвой с зажатым в руке молотком, с которого стекала кровь.