Возмездие
Шрифт:
«Вот-вот, рассердись, милый. А то больно уж ты спокойный, робин гуд мамин».
— Давайте ближе к делу. Я спросил вас, являлся ли Новгородский вашим соперником? И зачем вы идете в Думу?
— Иду, чтобы людям помогать. И чтобы не таскали меня на допросы всякий раз, когда в городе кого-нибудь шлепнут. Надоело. То один министр заявляет, что восемьдесят процентов предприятий Питера контролируется мной... То другой «силовик» — что пятьдесят в Москве тоже за нами. Откуда такие цифры? Почему пятьдесят? А не сорок восемь? И кто контролирует остальные? Надоело каждый раз через
— То есть все-таки конечная цель — депутатская неприкосновенность? — усмехнулся Турецкий.
— Конечная цель — коммунизм, — в ответ усмехнулся Зыков. — Повторяю, не нужно со мной в таком тоне разговаривать! Вы хотите, чтобы я пригласил сюда своего адвоката? Могу пригласить. Он в коридоре ждет.
Ага, все-таки завелся!
— Адвокатов я, Михаил Владимирович, на своем веку перевидал немало и особого трепета перед ними не испытываю. Так что не пугайте. И напрасно вы обижаетесь. Вся ваша прошлая жизнь дает мне право разговаривать с вами именно в таком тоне. Или вы полагаете, что, сменив фамилию, и жизнь всю поменяли? Переписали начисто? И нет за вами смертей? Пусть среди бандитов, и что? Тоже ведь люди. Их тоже Господь сотворил, если оперировать вашими терминами.
— Это для вас термины. А для меня — смысл нынешней жизни. Вы слетайте в Смоленск, спросите, сколько мы с помощниками сделали для города за последние пять лет! Какую технику приобрели дня агрокомплекса! Заводы строим для переработки сельхозпродукции. Новые рабочие места появились. Число безработных в городе сокращается. Помощь оказываем детям беспризорным. Нет, этого в ваших ведомствах никто видеть не желает! Как же: бандит, он на всю жизнь бандит. Олигархи, которые все население страны ограбили, сидят себе по заграницам. Никто их за жопу не прихватывает. А когда пытаешься в своей стране жить и помогать людям — все равно клеймо на тебе: ты бандит! Хотя никто этого не доказал, между прочим. Если вы в курсе, я сидел один раз за ношение оружия. Восемь месяцев. Вот и все. И если уж начистоту, у бандитов порядка больше. Хоть и живут они по понятиям, но понятия на законах справедливости основаны. А ваши законы для чего? Чтобы народ собственный гнобить и грабить!
— С вашим приходом в Думу ситуация, безусловно, изменится, — съязвил Турецкий.
— Не верите... Съездите в Питер, спросите там...
— А что там? Какое чудо вы там сотворили? Накормили всех страждущих одним хлебом и двумя рыбинами?
— Какое? Вот в один из ведущих питерских театров приехал ваш московский режиссер. Отличный мужик. Талантище. И, как человек в высшей степени серьезный, он к новой должности подошел со всей ответственностью и решил провести ряд перемен. И что? И тут же наткнулся на очень жесткое сопротивление. И когда он мне рассказал...
— Вы помогли ему разработать концепцию нового спектакля?
— Нет. Я помог ему справиться с чернож... с кавказским засильем в театре. Там такое творилось... Все буфеты в театре — это кавказцы. Замдиректора — тоже. В этих буфетах днем, во время репетиций, сидят на корточках соплеменники, анашу курят. По ночам девок в царские ложи таскают. Я посоветовал режиссеру
«Прямо Александр Исаевич!» — мысленно усмехнулся Турецкий.
— Усмехаетесь? Не верите? Что ж, зря это я... бисер мечу. Как сказано в Ветхом Завете: «Если подуешь на искру, она разгорится, если плюнешь на нее, угаснет: то и другое выходит из уст твоих». Так что валяйте, плюйте.
— Давайте вернемся к Новгородскому.
— А что к нему возвращаться? Его уж не вернешь. Касаемо вашего вопроса о соперничестве, это вопрос смешной. Ну какой он мне соперник, Новгородский? Кто он такой, пидор этот?
— Я вас попрошу не выражаться!
— Да это я так, по-медицински, извините. И что с того, что я нахожусь в конце партийного списка? Это совершенно не означает, что те лица, кто занимает в этом списке первые строки, будут украшать Думу. Они лишь вывеска.
— А вы?
— А я человек реальный. С реальными деньгами и возможностями. Кто блок финансирует, вы в курсе?
— Вы?
— В том числе. И не в последних рядах.
— Понятно. А скажите, Михаил Владимирович, у вас есть какие-либо предположения относительно гибели Новгородского? Мне показалось, он вам не нравился?
— Мало ли кто мне не нравится? Это мой грех. Господь заповедовал всех любить. Меня и отец Тихон укоряет... Но я с собой борюсь. Вот вы мне, к примеру, крайне неприятны, но я же с вами разговариваю, пытаюсь достучаться... А что до мотива убийства?.. Я Новгородского мало знал. Но мне думается, искать нужно в прошлом. Откуда он в Думе взялся? На место убитого депутата попал, так?
— Да.
— Ну вот...
Зыков замолчал, глядя на Турецкого темными глазами из-под нависших надбровных дуг.
— Вы думаете?
— Я ничего не думаю. Это вам думать нужно. Конечно, Зыкова легче всего подозревать — за ним прошлое. Вам, я вижу, не объяснить, что человек может в корне измениться. Но какие у меня мотивы-то? По-серьезному?
— Так, может, просветите, у кого они есть? Вы ведь человек бывалый. Помогите следствию.
— Я следствию не помогаю. С детства. У каждого своя работа.
— То есть вы и здесь и там? И в прошлом, и в настоящем. И за этих, и за тех?..
— Я за себя.
— Понятно, Михаил Владимирович. Что ж, прошу вас не уезжать из города. Мы можем вызвать вас еще раз.