Возмездие
Шрифт:
И сенокос, на котором они заработали целого барана. Коса в руке. Отточенное лезвие, на котором вспыхивает жгучее солнце. Вжих, вжих, вжих — и жесткая трава покорно падает к ногам, словно принося себя в жертву всемогущему божеству... Ночные костры и песни. Первые влюбленности... Славка Голубев влюбился в Настю Митрохину. И таскал ее рюкзак, и не отходил от нее на привалах. И когда Настька отравилась, сидел возле ее палатки, как пес, и выносил тазики, мыл их и приносил обратно. И ему было наплевать на смех мальчишек, шушуканье девчонок... Митя даже позавидовал другу — надо же так отчаянно влюбиться! Правда, завидовать было нечему: Настька хоть и принимала ухаживания, но делала это так надменно и пренебрежительно, что Мите порой хотелось двинуть ей по башке.
— Вот и тресни! — ответила Настька, когда в раздражении и обиде за приятеля он высказался по этому поводу.
— Дура ты! Он так тебя любит!
— Я его не просила меня любить. Может, мне не его любовь нужна! — огрызнулась Настька.
— А чья? Ты, я вижу, совсем зажралась!
— Сам ты! Дурак безмозглый! — разозлилась вдруг Настька и убежала плакать.
Вот и пойми их, девчонок. Темное царство какое-то... Да и фиг с ними! Все это еще будет когда-нибудь и в его жизни. Но пусть уж лучше попозже. Тяжелые они создания. Все-то нужно к ним приноравливаться, приседать перед ними, лебезить... Дуры!
То ли дело мужская дружба! И с кем? С самим Максимычем! От одного только имени, произнесенного неслышно, про себя, Митю захлестывала волна восхищения и любви.
Максимыч был безупречен и всесилен, как Бог. Он был справедлив, он так умело разрешал все конфликты, что за три недели похода никто по-настоящему и не разругался.
Он все-все умел делать — и отдавал свои умения щедро, как добрый волшебник. Учил, какие именно выбирать деревья, чтобы не покалечить лес, как разжигать костер от одной спички, как уложить рюкзак и уберечь ноги от мозолей, как сплавляться на байдарках по быстрым, извилистым горным речушкам. Как удить рыбу и варить уху, как находить в лесу всякие полезные коренья, как выходить из леса, когда не светит солнце, а небо стремительно набухает черными тучами. Как не хныкать, когда устал, не скулить, когда больно, не ябедничать, когда тебя обидели. Как не быть слабаком!
Максимыч вроде бы ничем не выделял Митю среди остальных, но он-то, Митя, чувствовал, что учитель выделяет именно его! И Митька старался изо всех сил, чтобы не разочаровать своего кумира. Шел впереди цепочки, сглатывая пот, что струился по лицу, не давая себе ни минуты передышки. Собирал хворост для костра на привалах. Поднимал уставших девчонок-поварих на борьбу с голодом; шел в близлежащую деревню за молоком и хлебом, когда все остальные ребята отдыхали после переходов.
Это, последнее, занятие он любил больше всего — потому что в этих коротких походах они были вдвоем с Максимычем. И разговаривали обо всем на свете. Митя рассказывал о своем так рано ушедшем отце, Максимыч — о своей маме, за которой так долго и терпеливо ухаживал... Они говорили о Митином будущем и о всякой всячине. Это были самые лучшие, самые светлые моменты походной жизни...
В остальное время возле учителя все время крутился Гоша Юрков, и это, надо признаться, ужасно раздражало Митю. «То есть я его ревную, что ли?» — спрашивал он себя. И признавался, что да, ревнует!
Ему казалось, что даже своего отца он любит меньше, чем Максимыча. Потому что отец умер, умер почти два года тому назад, бросив их одних, оставив выживать, как смогут. А Максимыч — он рядом, он никогда не предаст. Он такой классный! Таких больше нет!
— Оленин, спишь? — раздался голос Юрия Максимовича.
Рука его при этом щекотала Митькину пятку.
— А-ай! — Митька поджал ногу. — Сплю!
— Не ври!
— Буду!
— Через два часа приезжаем. Хочешь маме позвонить?
— Ага! — Митька кубарем скатился с полки.
Мобильный телефон был только у Максимыча.
— Звони.
Митька пощелкал кнопками, набирая номер рабочего телефона.
— Але? — послышался далекий, заглушаемый помехами голос.
— Мамулька! — заорал Митя.
— Митя? Митенька, ты где? Ты откуда? Господи, это ты? — заверещала мама.
— Едем, едем! Через два часа Питер! Я такой грязный, ужас!
— А у нас воды горячей нет, Митенька! Езжай к бабушке мыться.
— Ты когда с работы придешь?
— В шесть.
— Не задерживайся! Привет тебе от Юрия Максимовича! Все, отбой.
Он протянул трубку учителю.
— Спасибо!
— Ну что мама, обрадовалась?
— Ага! Представляете, у нас горячую воду отключили. Вот гадство!
— Ладно, решим как-нибудь. Мама здорова?
— Ага. Она на работе.
— Все в порядке там у нее?
— Да вроде.
— Давай-ка пройдись по вагону. Посмотри, чем народ дышит.
— Есть! — Митька щелкнул несуществующими каблуками.