Возьми меня на поруки
Шрифт:
В нос мне ударил удивительно сильный розовый аромат. Я даже на секунду зажмурилась от удовольствия, но тут же смутилась и быстро поставила в ведомости курьера свою закорючку.
— А от кого эти цветы?
— Понятия не имею, — отозвался он и в тот же миг скрылся.
Я покосилась на букет и вздохнула: нет, разве можно так бездумно сорить деньгами? Цветочки явно тянут тысячи на три, а через пару дней уже засохнут. Лучше бы богатенький Буратинка мне эти тысячи так дал — я бы накупила для дома престарелых больше заварки и печенья.
— У вас
Мною завладело странное чувство неловкости.
— Да это, наверное, какая-то ошибка, — пробормотала я. — Нет у меня никаких поклонников, тем более богатых. А хотите, возьмите эти цветы себе?
Я предложила это из вежливости, но начальница аж подпрыгнула:
— Правда можно?
— Конечно, — моя голова самопроизвольно дернулась. — Забирайте. Или я их выкину. Мне не нужны цветы от незнакомцев.
Римма Федоровна подхватила букет и запорхала с ним по кабинету:
— Ах, мои красивые! Мои дорогие! Сейчас мамочка о вас позаботится, напоит вас водичкой.
Мне с трудом удалось сдержать улыбку. Интересно все же, от кого цветы? Еще один несчастный польстился на мою блондинистую шевелюру? Кровь вдруг ударила мне в лицо. О боже! Надеюсь, они не от Ласточкина? Я только от Соколова отбилась, и вот опять…
Начальница выудила откуда-то аляповатую оранжево-синюю вазу и наполнила ее из кулера. Уже через секунду ваза и розы слились в счастливом экстазе лютого импрессионизма.
— Ну что, котики, нравится? — Римма Федоровна любовалась цветами с почти детской искренностью. — Конечно, нравится. Это хорошая вода. Артезианская.
Дверь нашего кабинета снова распахнулась, и на пороге появился директор.
— О, цветочки? — его лицо странно вытянулось, а глаза остекленели. — А по какому поводу, Римма Федоровна?
Моя начальница игриво хохотнула и пару раз качнулась на стуле:
— Знаете, Дмитрий Петрович, некоторым мужчинам не нужен повод, чтобы порадовать свою даму.
— Да что вы говорите! — процедил директор и подошел к букету вплотную. — Действительно, есть среди нас хлыщи, которых хлебом не корми — дай пустить пыль в глаза доверчивой женщине. Они еще горазды слова красивые говорить.
— А нам, знаете ли, именно таких слов очень и не хватает, — едко парировала начальница. — Да-да! Повторю! Нам, современным женщинам, ужасно не хватает красивых слов. Развелось, понимаешь ли, мужчин без воображения.
Директор побагровел:
— Значит, без воображения? Но вы учтите, Римма Федоровна, что те, кто складно чешет, часто непригодны для семейной жизни. Это чаще всего никчемные ловеласы, неспособные сделать женщин счастливыми. А вот мужчины с большим сердцем обычно косноязычны, им трудно говорить о чувствах.
— А мне вот на каблуках ходить трудно! — возмутилась его зам. — Но ведь ничего — хожу. По-настоящему влюбленный мужчина всегда найдет для своей дамы нужные слова.
Директор вдруг нагнулся к
— Да вы поглядите, какой романтик: и записочку оставил. Замечательно! Сейчас поучимся у этого франта ораторскому искусству.
Мужчина ловко выудил из букета крохотную, незамеченную нами открытку. Внутри меня все обмерло.
— «Идея с раздеванием и правда была дурацкой. Прости!» — громко и с выражением прочел директор. — И что это значит? Римма Федоровна, вы что, давеча играли с кем-то на раздевание?
Он покачнулся и ухватился за стол. Моя начальница побледнела и с испуганным видом прижала руку к груди.
— Это моя записка! Моя! — заорала я, боясь, что все начальство сейчас разобьет паралич. — И букет мой! Я просто передарила его Римме Федоровне.
Директор повернулся ко мне, и в глазах его плеснулось недоверие.
— Это вы играете в карты на раздевание?
— О господи! Нет, конечно!
— А что же все это значит? О каком раздевании речь?
— Ой, тут такая долгая история! — пробубнила я, пытаясь сочинить на ходу что-нибудь убедительное. — Это от подруги цветы. Она занимается организацией девичника и решила заказать на него стриптиз. А я сказала, что против того, чтобы передо мной кто-то раздевался, пока я ем. Даже пригрозила, что не приду. Ну и мы поссорились немного…
Дмитрий Петрович не слишком натурально изобразил восхищение:
— Нет, Римма Федоровна, вы это видите? Видите, какая у нас смена растет? Всеми силами выгораживают начальство, подставляются под удар.
— Но я говорю правду!
Его губы чуть дрогнули.
— Извините, Ксения Витальевна, но врушка из вас так себе! — директор несколько секунд строго смотрел на свою заместительницу, а потом обреченно махнул рукой и ушел из кабинета.
— Простите, — пробормотала я, чувствуя себя ужасно виноватой.
Римма Федоровна покачала головой и еле уловимо улыбнулась. Потом она подкрасила губы, поправила волосы и куда-то ушла, а я достала телефон и набрала Глебу. Тот снял трубку почти сразу.
— Цветочки — это для слабаков, — заявила я вместо приветствия. — Мое прощение можно заслужить только поступками.
— И какими?
— Свози меня сегодня в одно место!
Повисла небольшая пауза, а потом Глеб замялся:
— А завтра никак? Сегодня у меня чертовски много дел — раньше полуночи точно не освобожусь.
Внутри меня все вскипело. Интересно, чем таким важным он занят в вечер пятницы? Уж не встречей ли с Вероникой? Я сделала глубокий вдох и заметила как можно спокойней:
— Меня вполне устроит, если ты заедешь за мной в половине восьмого.
— Ксюша, у меня работа, которая не может…
— А еще у тебя — пари, — прервала я, почему-то в красках представив, как Глеб опрокидывает Веронику на ту шикарную кровать, что стоит у него в спальне. — Пойми, тебе не выгодно со мной ссориться. Одно мое слово — и тебе не видать победы, как своих ушей. В общем, учись выкручиваться: работай быстрей, делегируй полномочия…