Возьми мою душу
Шрифт:
— О, извини, пожалуйста, — расстроилась Тора; попытка обнаружить у официанта стариков провалилась и дальнейший разговор становился бессмысленным. — Прости, увлечение местной историей, возможно, делает меня назойливой. Ты ничего не знаешь о нацистском движении в здешних местах? Что-нибудь слышал о нем?
Глаза Йокулла округлились, и Тора поверила ему, когда он ответил:
— Ни разу. Я в прошлом специально не копался, но если бы что-нибудь подобное было, знал бы точно. Нет, мура это все.
— Возможно, — согласилась Тора. — Но раз ты здешний, одна вещь тебе должна быть известна. Она не имеет ничего общего с прошлым.
— Какая вещь? — спросил Йокулл, явно заинтригованный.
— Сегодня я видела юношу, по-моему, тоже местного.
Йокулл неожиданно поднялся.
— Простите, мне нужно бежать на работу. Ваши пять минут давно истекли, — глухо проговорил он и плотно сжал губы. Молодой человек явно не собирался больше тратить время на болтовню.
— Значит, ты его не знаешь? — спросила Тора и тоже встала.
— Все, мне пора, — бросил Йокулл и ринулся в противоположном от ресторана направлении.
Тора смотрела ему вслед. «Я задела его за живое», — подумала она.
— Странный какой-то парень, — сообщила Тора, снова усаживаясь за столик. Она взяла чашку, сделала пару глотков и невольно поморщилась.
— Полагаешь, он как-то связан с убийством? — спросил Мэтью.
— Честно говоря, не уверена. Бирну он определенно ненавидел, но не объяснил почему. Просто сказал, что имеет право судить о характере людей. Возможно, был ее любовником, которого она отвергла.
— Великий знаток человеческих характеров? Бывает, — отозвался Мэтью, пожимая плечами. — Я, кстати, очень хочу есть. Сколько сейчас времени?
Тора оставила его вопрос без внимания.
— Нет, Мэтью. Здесь кроются какие-то тайны. Видел бы ты, как он окрысился, когда я спросила его о молодом человеке в инвалидном кресле.
— Вот как? — изумился Мэтью. — Ты расспрашивала о нем? Зачем, черт подери?
— Теперь уже поздно меня упрекать, — пробормотала Тора. — Я очень любопытна. Забылась. Да и не ожидала подобной реакции. Мне и в голову не приходило, что Йокулл примет мой вопрос так близко к сердцу. Зато по крайней мере теперь совершенно ясно — нам необходимо выяснить обстоятельства трагедии, произошедшей с тем парнем.
— Твое поведение абсолютно недопустимо, — продолжал укорять ее Мэтью. — Расспрашивать о судьбе человека, совершенно тебе незнакомого! Инвалида!
— Ну и что здесь особенного? Разве нельзя интересоваться судьбой инвалидов? — парировала Тора. — Ты брюзжишь, потому что голодный. Пойдем поедим, — сказала она, поднимаясь.
Мэтью немедленно оживился.
— Может, поедим не здесь? Есть поблизости другие рестораны?
— Конечно. В Гельнаре, например. Поехали туда. Вдруг разузнаем что-нибудь о местных привидениях и о Бергюре с фермы «Тунга»?
— Только не это, — простонал Мэтью.
Эйрикюр с трудом открыл глаза. Признанный специалист по чтению ауры страдал от сильнейшей головной боли. Такого с ним не случалось уже несколько лет. Он попытался шевельнуться, но не смог — к горлу подступила тошнота, и, прежде чем осмотреться, ему пришлось снова зажмурить глаза. Когда стало полегче, он попробовал оценить свое состояние. «Что случилось? Неужели я напился?» Однако привкуса алкоголя во рту не было, и он не помнил, чтобы прикасался к спиртному в последнее время. Внезапно в памяти всплыли карты таро, на которых он гадал в домике для обслуги. На себя гадал, узнавал свою судьбу? Или чью-то еще? В душе осталось ощущение ссоры с Йонасом, но смысл разговора выветрился из памяти. Мысли метались во всех направлениях. Между тем боль усиливалась, зарождаясь в ногах, и, поднимаясь выше, становилась нестерпимой. Эйрикюр даже не мог определить, где именно у него болит. То ли пятки раздроблены, то ли что-то еще. Боль чуть утихла, и он почувствовал невыносимое жжение в подошвах. «Что со мной? Где я? В гостинице?»
Эйрикюру показалось, что лежит
Эйрикюр заставил себя приподняться и открыть глаза, отчего снова подступила тошнота, но теперь он сдержал ее. Опустив голову, он посмотрел себе на грудь и, несмотря на всю странность ситуации, сразу же понял, откуда шел мучивший его отвратительный запах. Первым желанием было закричать, но неимоверным усилием он сдержался. Крик замер в горле. Затем он заставил себя оторвать взгляд от болтавшейся на кусках кожи головы и сосредоточиться на разворачивавшемся над ним действии. Желание жить оказалось сильнее стремления избавиться от омерзительного зрелища, хотя Эйрикюру страшно хотелось развязать узел грубой веревки, связывающей его с трупом. Он поднял голову.
Ноги. Четыре мощных ноги. Так ему и было сказано. «Никто ни о чем не догадается. Все подумают — произошел несчастный случай. Прискорбное происшествие со смертельным исходом, — вспоминал Эйрикюр. — Так не должно быть. Люди обязаны знать, что это убийство, а не глупость с моей стороны. Надо мной достаточно смеялись. Постоянно отпускали язвительные шуточки по поводу профессии. Мои способности читать ауру мало кто воспринимал всерьез. Не хватало только стать посмешищем и после смерти». Эйрикюр не мог допустить такого. Он принял неизбежное, но, решив оставить послание, начал лихорадочно искать способ донести его до людей. Он находился в конюшне, очень небольшой. Складывать в слова пучки соломы бесполезно, их раздует ветер. «Нет, я должен сделать надпись на твердой поверхности. Она уцелеет». Он огляделся и увидел совсем рядом стену. С неожиданной для себя решимостью, продолжая бороться с тошнотой, Эйрикюр пополз к ней. Он продвигался по сантиметру и молил Бога, чтобы тот дал ему силы нацарапать на стене всего несколько букв кольцом, украшавшим его палец. Дыхание животного нарастало. Эйрикюр на мгновение застыл, вспоминая. «Увидев тебя на полу, жеребец взбесится от страха, начнет метаться по конюшне и затопчет до смерти». Убедившись в относительной безопасности, он чуть успокоился и снова пополз к стене. Подняться он не мог — подошвы горели от нестерпимой боли, словно их кто-то поджаривал.
Упершись плечом в стену, Эйрикюр потянулся к ней рукой, согнув палец с кольцом. Он царапал буквы осторожно, но чуткое ухо коня сразу уловило подозрительный шум. К ужасу Эйрикюра, тот уставился на него карими глазами и заржал. Несчастный торопливо заскрежетал кольцом по стене, не отрывая взгляда от пегого жеребца. Вдруг конь, припав на передние копыта, развернулся к нему крупом и попытался ударить задними ногами, но не достал. Единственной мыслью Эйрикюра в этот момент было — смогут ли по оставленным им царапинам разобрать имя убийцы? Поймет ли кто-нибудь его каракули? «Будь у меня хоть немного больше времени…» Со стороны лошади донесся угрожающий шум, и Эйрикюр инстинктивно закрыл голову руками.