Возмущение праха
Шрифт:
— Извини, а кто такой Виктор?
— Неужели он тебе не представился? Виктор Федорович Кротов, глава нашего института.
Я хотел спросить, почему она называет его так по-свойски, но ее всхлипывания снова усилились, и я решил дать ей самой выговориться.
— Он тогда считал, что главное абсолютное здоровье донора, и нанял простого крепкого парня. Тот оказался матросом. Я нашла его после сеанса, примерно как сегодня тебя, на его собственном буксире, он пил водку с приятелем. Я соблазнила обоих, они были пьяны и надолго их не хватило, они почти сразу заснули. Когда я поднялась
— То есть как самоубийство?
— Обыкновенно. Повесилась. Провисела в петле больше часа, потом меня нашел Виктор. Он решил провести повторный сеанс, чтобы меня оживить, и нашел нового донора. Но пока он готовил аппаратуру, я как ни в чем не бывало уселась на койке и принялась ругаться словами, которым выучилась на буксире. Оказалось, после сеанса рекомбинации я некоторое время практически неуязвима. Разве что в голову выстрелить, все остальное регенерирует.
— Получается, ты вроде как бессмертна? — Я не сумел скрыть усмешки, и ее взгляд на мгновение стал колючим.
— Считай так… если, вовремя проводить сеансы… А после я еще дважды подвергалась этой процедуре, и каждый раз Виктор подбирал доноров, имевших билеты на самолет непосредственно после сеанса. Я насиловала случайных людей, но моя похоть иссякала сравнительно быстро… Если бы ты знал, как меня тошнит от всего этого… Виктор считал, что главное — не допустить встречи с донором. А сейчас он допустил это, и я не знаю, что он задумал. Он ничего не делает зря.
— У него не было выбора. Ты нуждалась в немедленной помощи, и искать подходящего донора было некогда.
— Ты не знаешь его. Он находит выход из любых ситуаций, и ради своих исследований готов на все. Это страшный человек. Если бы он считал твою встречу со мной нецелесообразной, он бы просто убил тебя.
— Э… постой-ка… — меня вдруг осенило, — именно это он и попытался сделать. Только сорвалось.
— Не знаю, не знаю… обычно у него ничего не срывается.
— Послушай, — мое любопытство проснулось вновь, — почему ты своего шефа так запросто называешь по имени?
— Потому что он мой муж.
— Что?! Сколько же ему лет?
— По календарю девяносто с лишним. Биологически — несколько меньше.
— А сколько тебе… по календарю?
— Восемьдесят два.
8. КРОКОДИЛ
Когда дело идет о бессмертии души, мыслящие люди становятся недоверчивыми, требуют строгих доказательств; почему же, когда дело коснется смерти, философы впадают в ребяческое суеверие и легковерие и тем суживают область деятельности?
Тут уж я разозлился как следует, даже сам удивился: подумаешь, врет чувиха — и пускай себе врет, ее главное дело —
— Вот этого, знаешь ли, не надо, такую лапшу мне на уши вешать. Придумай что-нибудь пооригинальнее.
— Я ведь тебе уже говорила, что вообще никогда не вру. Не умею и не считаю нужным.
Эту фразу она вылепила ровным учительским тоном, а я не люблю, чтобы телка, да еще в постели, так разговаривала, и тогда уж мне наплевать на все ее сиськи и письки. Я хотел сказать ей об этом, но забыл, что она, ко всему, еще и сечет мои мысли.
— Я не говорю о том, что даже при твоем интеллекте ты должен был сообразить, что сеансы рекомбинации приводят к уменьшению биологического возраста, для того они, собственно, и предназначены, — она приблизила свое лицо к моему почти вплотную, и я видел совсем рядом ее нахмуренные брови и рассерженные глаза, — мне важно, чтобы ты усвоил, что я не вру ни при каких обстоятельствах. Это в дальнейшем облегчит жизнь и тебе, и мне.
И тут я впервые увидел то, к чему впоследствии так и не сумел привыкнуть: ее глаза потеряли блеск и сделались матовыми, а на месте зрачков оказались черные дырки, просто отверстия, ведущие в пустоту ночного безлунного неба. Я понимал, конечно, что это всего лишь оптический эффект, но уж больно неприятный эффект. У меня пропала охота с ней базарить, мне стало не по себе, и я от нее отшатнулся.
А она улыбнулась как-то отчужденно — не мне, а своим мыслям — и даже вслух засмеялась. Глаза у нее заблестели, и она превратилась опять в отличную сексапильную девчонку с шикарными грудями и бедрами.
— Ну что, теперь я тебе меньше нравлюсь? — Она уселась рядом со мной и слегка повертела торсом.
— А мне твои паспортные данные без разницы, — проворчал я угрюмо и потянулся к ней руками. Мне хотелось смять ее нахально торчащие груди и заставить ее перестать вертеться, и главное — стереть с лица эту странную неприятную улыбочку.
— Не дичай, — сказала она и осторожно, словно ожидая, что я ее укушу, погладила меня кончиками пальцев около губ и потрогала лоб и виски.
Я почувствовал вдруг, до чего я устал, и показалось, ее пальцы снимают с меня какую-то непомерную тяжесть.
9. ПРОКОПИЙ
Вся земля наша мала и ничтожна, и мы должны искать средства к жизни в иных мирах; земля же, этот прах предков наших, должна быть возвращена тем, кому принадлежала.
Задержав на моем виске пальцы, она застыла, словно задумавшись, а я разглядывал оказавшуюся перед глазами ее руку и дивился ее совершенству.
— Ты меня слышишь? — спросил я негромко, хотя и так знал, что слышит. — Я слыхал о такой болезни, когда люди пьют воду и не могут напиться, они пьют без конца и от этого умирают. Я тебя пью и пью, и не могу напиться, и совсем не знаю, хотел бы я или нет от этого умереть. Я хочу любить тебя здесь, — я потрогал мизинцем ямку на ее руке, на внутренней стороне, против локтя, — и не знаю, во что мне следует превратиться, чтобы любить тебя именно в этом месте.