Возраст любви

Стил Даниэла

— Она никогда не вернется в кино, даже если бы хотела, — срывающимся голосом возразила Джен. — Папа всегда был против того, чтобы мама снималась в кино, и она не нарушит его воли даже теперь, когда он… когда его нет. Он хотел, чтобы мама принадлежала ему одному, и она пошла на это, потому что любила его.

«Если это правда, — подумал Пол, — то Мэттью Кингстон был самым большим эгоистом на свете». Вслух он, однако, этого не сказал, потому что знал — Джен прибьет его на месте. Она и так была на взводе.

— И потом, — продолжала Джен, пылая праведным гневом, — как у тебя только язык повернулся сказать, что мама начнет

с кем‑то встречаться?! Это… это отвратительно!

— В этом нет ничего отвратительного, подлого или бесчестного, — твердо возразил Пол. — Это жизнь, реальная жизнь. Подумай сама, Джен: Аманде — пятьдесят. Всего пятьдесят! Да, твой отец умер, но ведь она‑то жива! Неужели тебе хочется, чтобы твоя мать оставалась одна до конца своих дней? Господи, у нее впереди еще целая жизнь, ведь кто знает свой срок? Разве ты хочешь, чтобы твоя мать похоронила себя заживо?

Он сказал это с легкой улыбкой, которая взбесила Джен еще больше, чем сами слова.

— Жить — это не значит встречаться с кем попало. Моя мать, Пол, это не твой отец, и, пожалуйста, не надо их сравнивать. Мама вышла замуж за папу по любви, они прожили вместе двадцать пять лет и были счастливы.

— Тогда, — заупрямился Пол, — она скорее всего снова захочет выйти замуж, чтобы прожить счастливо те два или три десятка лет, которые ей предстоит прожить. С ее стороны было бы просто преступлением запереться в четырех стенах.

— Я просто не верю, что это говоришь ты! — задыхаясь от ярости, проговорила Джен и вырвала у него руку. — Ты что, действительно считаешь, что моя мать будет встречаться с мужчинами после… после того, как… Да ты просто больной! Псих!! Извращенец!!! У тебя нет ни малейшего понятия о порядочности, никакого уважения к памяти моего отца! Кроме того, ты просто не знаешь мою мать.

— Возможно, я действительно ее не знаю, — миролюбиво согласился Пол. — Зато я знаю людей.

Но Джен, сердито отвернувшись от него, стала смотреть в окно. Слова Пола оскорбили ее до глубины души, и весь остаток пути до дома они больше не разговаривали. Джен готова была присягнуть на Библии… нет, на стопке из десяти Библий, что Аманда останется верна памяти Мэттью до конца своих дней.

Глава 2

В июне, через полгода после смерти Мэтта, Джен и Луиза поехали с Амандой в Санта‑Барбару. Пол был в Нью‑Йорке, где ему предстояли важные переговоры о съемках нового фильма, а муж Луизы Джерри находился в Денвере на ежегодной конференции юристов. Таким образом это была идеальная возможность провести несколько дней втроем, однако не успели они разместиться в отеле, как сестры поняли, что их мать еще не оправилась от постигшего ее горя. Она продолжала носить только черные или закрытые серые платья, прикрывала волосы шляпкой или косынкой и совсем не пользовалась косметикой. Каждый раз, когда Джен или Луиза спрашивали, как она себя чувствует, Аманда начинала плакать, и встревоженные столь бурной реакцией сестры даже заключили временное перемирие, стараясь сделать хоть что‑то, чтобы матери стало лучше, но никакого особенного успеха не достигли. С каждым днем Аманда все больше погружалась в пучину отчаяния, а ее безразличие к окружающему было пугающим.

Ранним

воскресным утром, пока Аманда еще спала, сестры спустились в ресторан отеля, чтобы позавтракать и обсудить создавшееся положение.

— По‑моему, у мамы настоящая депрессия, — заявила Луиза, жуя ломтик черничного кекса. — Ее надо уговорить сходить к врачу. Может быть, он пропишет ей курс прозака или валиума. Ей бы стоило показаться психоаналитику. Говорят, они делают настоящие чудеса — только нужен хороший аналитик, а не шарлатан.

Джен в ответ только покачала головой:

— Боюсь, это не принесет маме никакой пользы. Я считаю, что ей нужно чаще выходить и встречаться с подругами. На прошлой неделе я случайно встретила миссис Оберман, и она сказала, что не видела маму с того самого дня, как умер отец. А ведь с тех пор прошло уже почти полгода. Не может же мама просто сидеть у себя в доме и плакать. Нам необходимо придумать ей занятие, которое отвлекло бы маму от…

— А ты не подумала о том, что маме, возможно, вовсе не нужно, чтобы что‑то отвлекало ее от этих мыслей и переживаний? — ответила Луиза, глядя прямо в глаза сестре и в который уже раз гадая, есть ли у них что‑то общее, или они совсем разные люди. — Ты же знаешь, что отец наверняка хотел бы именно этого — чтобы мама сидела в четырех стенах и плакала. Я просто уверена, что, если бы он был заранее осведомлен о дне и часе своей смерти, он оставил бы на этот счет специальное распоряжение. Или завещал бы похоронить маму вместе с собой.

— Прекрати сейчас же говорить гадости о папе! — вспыхнула Джен. — Ты не хуже меня знаешь, что он хотел видеть маму счастливой и терпеть не мог, когда ее что‑то огорчало.

— Или, иными словами, он терпеть не мог, когда у мамы появлялась своя собственная жизнь. Он хотел только одного: чтобы Аманда растила нас, следила за нашими успехами в школе, в балетном классе или играла в бридж с женами его деловых партнеров. Я уверена, что подсознательно отец очень хотел, чтобы, когда он умрет, мама была бы несчастна. И, надо сказать, он своего добился. В общем, ей просто необходимо срочно показаться психоаналитику, иначе я просто не знаю, что будет, — закончила Луиза резко.

— Почему бы нам не устроить ей что‑то вроде каникул и не свозить ее куда‑нибудь на курорт? Перемена обстановки может подействовать на нее так же, как и сеансы психоанализа, — предложила Джен, которой ничего не стоило уйти из галереи, где она работала, но Луиза не могла себе представить, на кого она оставит детей.

— Может, лучше в сентябре, когда они снова пойдут в школу? — спросила она. — Тогда мы могли бы свозить маму в Париж, в Рим, в Венецию…

— Хорошо, — сразу согласилась Джен, которой было, в общем, все равно, но, когда они предложили Аманде этот вариант, она только покачала головой.

— Я не могу уехать сейчас, — твердо сказала она. — Мне нужно еще многое сделать… Вы же знаете, что незадолго до смерти Мэтт задумал привести в порядок наш особняк, но не успел… Я должна довести это дело до конца — хотя бы для того, чтобы оно не тяготило меня. Кроме того, через месяц надо будет официально оформлять все бумаги на наследство. Короче, сейчас ни о какой поездке не может быть и речи.

Но все трое знали, что это обычная отговорка. Аманда упорно не хотела возвращаться в мир, потому что в нем не было Мэтта.