Возраст не помеха
Шрифт:
– А ведь сначала не верил, что есть мальчишка, рассуждающий, как полноценный командир Красной армии, да, не по годам ты умен, парнишка, да только и немцы не дураки.
– Уж это точно, я-то их знаю получше, чем вы. Но выход только один, если, конечно, наше командование хочет людей сберечь. Слышал в школе такой прием штурма опорных пунктов. Артиллерия и еще раз артиллерия. Последними снарядами – дым и атака. Может, взять на вооружение немецкую тактику? Иначе ведь сомнут, а людей сколько погибнет…
– Если бы все так просто было, парень, если б так. Там фланг мешает, не дадут подойти. Эх, да чего я тебе рассказываю, ты ж сам, поди, все позиции у врага знаешь. – Видно было, что Родимцев сам все прекрасно знает и умеет, да только ресурсов нет. Нет свободных людей, нет танков, нет артиллерии, почти нет, да проще сказать, что у нас есть. О, надо еще кое-что предложить.
– А если задымить все вокруг? Артиллерия пусть продолжает огонь, сдвинув прицел в глубь площади. Господи, да что я вам объясняю, неужели там, – я указал на восток, – снарядов мало? Тут и надо-то две батареи. Сколько видел различных огневых точек немцев, большого количества солдат нет нигде, группы до взвода. Только непосредственно для атаки формируются отряды в роту или чуть более, здесь не степь, где тут развернуться большому количеству солдат? Немцы разбивают отряд на мелкие группы и штурмуют, чаще всего с разных сторон, пока удачно выходит. При атаке, как заметил, работает пулемет, ну, или два, пехота идет вперед, когда нашим ребятам удается выключить пулемет, атака схлопывается, немцы берегут солдат и не лезут вперед без поддержки. Конечно, у них есть огромное превосходство в воздухе, но значимее всего, я думаю, это связь. Они четко бдят за ней, восстанавливают очень быстро, а уж как пользуются…
– Да все это понятно, сынок, но не все так просто. – Дела-а. Наверняка уже Александр Ильич и сам все это предлагал, но почему не телятся на том берегу? Да, копят силы, резервов не дают, но хоть огнем-то помочь можно? Чего-то я не знаю из того, как было на самом деле, об этом знают только старшие командиры и политработники, до простого солдата такое никогда не доведут, а в мемуарах не укажут. Ведь все, что известно, восстановлено по крупицам, донесениям, стрелковым карточкам и прочим запискам. А сколько потеряно? Сколько неточностей? Да уж…
Мы говорили еще минут двадцать, когда появились представители НКВД. Откуда, Родимцев даже глазами захлопал, принесла нелегкая!
– Горчак? Идешь с нами! Распоряжение командующего фронтом. – Такие дерзкие, уверенные, говорят, как будто я военнослужащий и привык исполнять приказы. Нет, я все понимаю, сам залез в такую дупу, что теперь пищи, но тяни, но наглость никогда не любил.
– Чуть позже, товарищи, пока нет возможности, – ошарашил я прибывших. Они даже рты открыли от удивления. – Пока я с вами гулять буду, трое засранцев наши штабы будут рвать. Вот разберусь с ними, тогда с превеликим удовольствием. Можете подождать меня тут, и да, трибуналом не грозите, я ребенок, хоть и с головой взрослого мужика, – не дав энкавэдэшникам даже дернуться, я мгновенно выскочил в тамбур, а затем и на улицу.
Возле входа стояли четверо бойцов с автоматами, и я, указав себе за спину, крикнул:
– Ребята, скорее в штаб, диверсанты!
Бойцы как один, толкаясь, рванули вниз, в штольню, а я рванул прочь. Оружия, жаль, нет никакого, а эти упыри, мои коллеги из школы, наверняка вооружены.
Отбежав метров на двести, слышал, что кто-то кричал позади, но крики быстро закончились, ибо началась стрельба. Осторожно, пользуясь тем, что еще не рассвело, я преодолел овраг и вышел ко второму. Тут стреляли, но пока только стрелковка. Мне необходимо было зайти немцам в тыл, иначе попаду под шальную пулю. А парни из охранной роты повеселили. Куда побежали проверять, в штольню, из которой другого выхода нет? Да когда же у наших бойцов и голова начнет работать быстрее ног? Откуда в штабе немцы, видно, привыкли исполнять, не любят у нас в армии, да и вообще в стране какую-либо инициативу подчиненных. Приучили ребят реагировать, вот они и помчались, как только услышали от меня о немцах, а думать уже и некогда. Да, несправедлив я к бойцам, война, некогда тут особо размышлять, признаю.
Присмотрев на ближайшей улице, сейчас превращенной в ничто, небольшой домик без крыши, но с чудом уцелевшими стенами, рванул к нему. Отсюда будет видно всю округу. Что, если и мои соратники, по которым петля плачет, тоже где-то рядом? Им ведь нужно выслеживать противника и, пользуясь возможностью, внедряться в подразделения Красной армии. Севернее они наследили уже, так что, возможно, где-то рядом, если совсем не ушли. Надежда остается, ведь к фрицам они пока не вернулись, а значит…
Стрельба то утихала, то вновь нарастала. Расстояние между противниками от ста до трехсот метров местами. Трассеры рвут темноту, пули чавкают, впиваясь в землю и доски, звонко рикошетят от обломков стен и кирпичей, страшно, однако. Луна сегодня здорово мешала. Когда нужно наблюдать, она в тему, а вот если наоборот, когда нужно скрытно пробираться, я весь на мат изошел, про себя, конечно. К рассвету я проверил уже четыре потенциальных места, где можно было бы залечь, будучи диверсантом, но нигде не было моих коллег. Я как-то уже отчаялся, когда возле следующего местечка, небольшой, раскуроченной водонапорной башни, наконец, услышал голоса. Тихие, на русском, но я обрадовался сразу, это были именно детские голоса. Разобрать, о чем говорят, не представлялось возможным, но я залег, выбрав небольшую ложбинку. Так-так, скоро станет совсем светло, мне нужно где-то укрыться и не упускать их из вида, а то ищи потом. Днем возможны локальные атаки-наступления, как наших, так и немцев, место надо искать подходящее, чтобы не попасть в жернова.
Башня эта когда-то была капитальным сооружением из красного кирпича. Если кто не понял, то это не просто бак под воду, а целое сооружение, здание, сверху которого и находится емкость. Сейчас крыши на ней не было, как и куска стены на самом верху, бак разбит и разорван, но здание все еще было высоким и крепким, старая постройка, на века строили. Даже если бак будет приходить в негодность, самой башне-то это не помешает, если б не война.
Кусок завалившейся стены деревянного дома, каким-то чудом не сгоревший в августовских и сентябрьских пожарах, стал мне хорошим укрытием. Забравшись под него, я расслабился, сюда только если снаряд попадет или мина, больше мне бояться нечего, шальной пулей точно не убьет. Наблюдать за водонапорной башней, точнее за тем, чем она когда-то являлась, надоело уже через полчаса, а ведь неизвестно, сколько вообще придется. Из-за усталости (спал-то я уже давненько) не заметил, как уснул. Сколько прошло времени, не знаю, но очнулся я от взрывов неподалеку.
– Черт их раздери, какого хрена они тут устроили? – прошептал я, пытаясь что-либо разглядеть. Земля тряслась, и было как-то неприятно, но более спокойного места тут нет. Эх, часов нет, сколько я тут дрых, интересно?
Протерев глаза и почувствовав в них зуд, понял, что руки были очень грязными. Частое моргание не помогало, пришлось сильно-сильно зажмуриться, чтобы выступившая слеза вывела грязь. Вытянул осторожно подол рубашки и вновь протер глаза и лицо, наконец, полегчало. Вот же блин, пока бегаешь тут, в грязи по уши, ничего никуда не попадает, ничего не болит, ну, не болело, пока осколок не получил. Когда же вот так, лежишь без дела, хоть и находишься в самой гуще событий, но все одно тело начинает сопротивляться. То нога затекла, то рука, поза у меня, конечно, еще та, лежу скрючившись в три погибели, но я же еще молодой, чтобы что-то вообще болело.
Война обходила стороной. Где-то рвались снаряды и мины, летели в поисках жертвы осколки и пули, но рядом со мной было спокойно. Ближе, кажется, ста метров вообще ничего не происходило. Жаль, бинокля нет, все было бы развлечение, окрестности посмотреть, тут и курган видно, и бои на нем идут… Стоп, а это еще что такое? Мой взгляд, блуждающий по округе в весьма узком диапазоне, заметил что-то неправильное. Нет, для войны-то как раз самое подходящее, да вот только неожиданно это. Тонкие проволочные усики противопехотной мины торчали в двух метрах впереди. Мать моя женщина, так вот почему тут никто не наступает и не обороняется, весь участок засеян минами, а я-то наивный на удачу надеялся… И как же это я в темноте не нарвался? Стало как-то зябко. Глаза после увиденного старательно искали что-то похожее повсюду, куда вообще можно было заглянуть. Насчитал как минимум шесть мин, а сколько на самом деле? Тут же хламу хватает, плюс трава, земля, да мало ли что еще! Че-ерт подери этих фрицев! А мины-то, кстати, немецкие. Это когда ж они умудрились здесь все так засеять?
Хотелось повернуться и посмотреть назад, за овраг, там, невдалеке, вообще-то высится Г-образный дом, а рядом с ним враг. Интересно, просматривают ли они этот участок? Хотя, о чем это я, конечно, просматривают, это ж немцы, порядок! Повернуться было трудно, слишком мало места в моем небольшом укрытии, да и привлекать внимание не хотелось. Оставалось тупо лежать и наблюдать.
Где-то часа через три, может чуть больше, впереди по курсу началось шевеление. Возле водонапорной башни показался человек. Пригнувшись, он осторожно начал обходить башню, устремляясь на запад. Это был один из моих «коллег», и это хреново. Он явно попытается добраться до немцев, а вдруг и правда что-то стало известно обо мне? Как быть? Солнца сегодня хоть и нет, пасмурно, но день в самом разгаре. Плюс мины и наблюдатели в высотке, ой блин, да что же делать-то? Я ведь ночью нагло спал, а эти скорее всего, что-то добыли у наших, вот и решили к фрицам идти, отчитываться.