Возрождение
Шрифт:
— Через неделю перестанешь удивляться, — сказал он небрежно. — С чудесами всегда так. И не стоит с этим бороться — это просто человеческая природа. Но поскольку мы в самом деле стали свидетелями чуда в этом заброшенном уголке Города Моторов, я больше не потерплю, чтобы ты называл меня мистером Джейкобсом. Для тебя я — Преп.
— В смысле, «Преподобный»?
— Именно, — с ухмылкой подтвердил он. — Преподобный Чарльз Д. Джейкобс, в настоящее время — главный прелат Первой церкви Электричества. Обещаю, что не загоняю тебя до смерти. Спешить некуда: времени у нас полно.
–
— Ты это к чему?
— Ни твои перевозчики, ни твои деньги ему не были нужны. Ему нужно было тебя задержать. Думаю, он тебя изучал. Высматривал побочные эффекты. А что думал ты?
— Тогда? Ничего. Я был на седьмом небе от счастья. Если бы Преп попросил меня ограбить Национальный банк Детройта, я бы вполне мог попробовать. Задним числом я теперь понимаю, что, возможно, ты прав. Ведь работы там было всего ничего, потому что, честно говоря, от товаров его магазин не ломился. В задней комнате кое-что было, но на подходящем грузовике мы бы перевезли все до последнего винтика за пару дней. Он же растянул это удовольствие больше, чем на неделю. – Хью призадумался. – Да, ты прав. Он за мной наблюдал.
— Изучал. Искал побочные эффекты.
Я взглянул на часы. Через пятнадцать минут меня ждали в студии, и если я просижу за столиком еще чуть-чуть, то опоздаю.
— Проводи меня до Первой студии и расскажи мне о них.
По дороге Хью рассказал мне о периодах отключки, которые последовали за излечением от глухоты. В первые пару дней они случались часто, но ненадолго, и потери сознания Хью не чувствовал: просто внезапно он оказывался в другом месте и обнаруживал, что прошло пять минут. А то и десять. Дважды это случалось, когда они с Джейкобсом загружали оборудование и подержанные товары в старый фургон, который Джейкобс взял напрокат у какого-то сантехника (может, тот был еще одним благодарным пациентом, но если и да, то Хью об этом ничего не узнал – Преп о таких делах не распространялся).
— Я его спросил, что тогда происходило. Он ответил, что ничего: мол, мы грузили товары и разговаривали, как обычно.
— Ты ему поверил?
— Тогда – да. Теперь не знаю.
Хью рассказал, что однажды вечером – спустя пять или шесть дней после исцеления – он сидел на единственном стуле своего номера в клоповнике, читал книгу, и вдруг обнаружил, что стоит в углу комнаты, лицом к стене.
— Ты что-нибудь говорил? – спросил я, а в голове у меня вертелось: «Что-то случилось. Что-то, что-то, что-то».
— Нет. Но…
— Что «но»?
Хью покачал головой, вспоминая.
— Я снял штаны, потом снова обулся. Я просто стоял в углу в трусах и кроссовках. Бред какой-то, да?
— Muy loco, — согласился я. – И долго тебя беспокоили такие провалы?
— За вторую неделю была всего парочка. К началу третьей недели они прекратились. Но был еще один побочный эффект, который длился дольше. Иногда у меня с глазами начинало твориться что-то странное. Не знаю, как толком описать эти явления. Я их назвал призматикой. За следующие пять лет они у меня случались где-то десяток раз. Потом – как отрезало.
Мы подошли к студии. Там нас поджидал Муки в своей бейсболке
— Группа уже внутри. Репетирует. – Он понизил голос:
— Чуваки, такой херни я давно не слышал.
— Передай им, что мы начнем чуть позже, — сказал я. – Время мы им возместим.
Муки перевел взгляд с Хью на меня, потом обратно на Хью в попытке понять, грядет ли буря.
— Ребят, сегодня ведь никого не уволят, правда?
— Не уволят, если впредь будешь выключать пульт, — сказал Хью. – А теперь дуй в студию, дай взрослым поговорить.
Муки отсалютовал и ушел.
Хью повернулся ко мне.
— Призматика была гораздо удивительнее отключек. Даже не знаю, как ее описать. Как говорится, лучше один раз увидеть.
— А ты попробуй.
— Я всегда знал заранее, когда начнется приступ. Вот идет себе день своим чередом, все как обычно, и вдруг у меня вроде как обостряется зрение.
— Как слух после излечения?
Он покачал головой.
— Нет, со слухом все по-настоящему: у меня он и сейчас острее, чем до Преповой терапии, и я знаю, что тесты это подтвердят, хоть я ни разу ими не заморачивался. А вот со зрением… знаешь, как эпилептики предсказывают приступ по покалываниям в запястьях или по фантомному запаху?
— Ты о предвестниках.
— Точно. Так вот обострение зрения было этим самым предвестником. Дальше были… цвета.
— Цвета.
— Контуры предметов окрашивались красным, синим и зеленым. Цвета переливались друг в друга. Я словно смотрел на мир через призму, которая дробила предметы на кусочки, одновременно увеличивая их. – Хью с досадой похлопал себя по лбу. – Точнее описать не могу. И за те тридцать-сорок секунд приступа я будто пронзал взглядом наш мир и видел, что там, дальше, есть еще один. Более реальный.
Хью серьезно посмотрел на меня.
— Такая вот призматика. До сегодняшнего дня я никому о ней не рассказывал. Она пугала меня до чертиков.
— Даже Препу?
— Рассказал бы, но к тому времени мы уже расстались. Вместо слезных прощаний он оставил мне записку, что, мол, у него появилась возможность заработать в Джоплине. Первый приступ случился у меня уже в Недерленде, через полгода после излечения. Призматика… есть в ней какая-то неописуемая красота, но надеюсь, что она ко мне больше не вернется. Если за нашим миром и правда есть еще один, я не хочу его видеть. А если он только у меня в голове, то пусть там и остается.
Вышел Муки.
— Они там уже разогрелись, Джейми. Могу поработать за пультом, если хочешь. Уж точно не напортачу, потому что по сравнению с этими гавриками «Мертвые молочники» — чистые «Битлз».
Может, и так, но ребята заплатили за сессию наличными.
— Не нужно. Я сейчас приду. Скажи им, через пару минут.
Муки скрылся.
— Итак, — сказал Хью. – Мою историю ты услышал. Теперь твоя очередь.
— Сегодня вечером около девяти у меня будет свободный часок. Я зайду в большой дом и все тебе расскажу. Много времени это не займет. Со мной случилось все то же самое: лечение, исцеление, побочные эффекты, которые со временем исчезли. – Не совсем так, но мне пора было на запись.