Возвеличить престол
Шрифт:
Если бы кто-то, из тех, кто три года назад знал Иохима Гумберта, увидел мужчину сегодня, то удивлению от преобразований в бывшем наемнике не было бы предела. Нынче статный, более чем уверенный в себе, дипломат, лишь внешне походил на себя же, но образца начала 1606 года. Внешность мужчины явно претерпела изменения в сторону увеличения массы, ну и немного изменили лицо усы. Гумберт не был толстым, но лишние килограммы в теле мощного мужчины, присутствовали.
Гумберт, после успешного посольства в Праге, стал уже не бароном, русский государь-император даровал ему титул графа. Если бы Иохим был рядом с царем в тот момент, как государь подписывал жалованную грамоту Гумберту, то услышал небрежно брошенную фразу: «да мне не жалко, хоть
Гумберт понимал, что он в Российской империи не станет вровень с боярами, да ему это не так, чтобы и сильно это было нужно. А вот в Европе… тут он знатный. Конечно же, останься Иохим в России, так не знал бы нужды, но графский титул не решал бы там ровным счетом ничего. Он был ниже княжеского, может чуть выше простого дворянина, но из-за отсутствия четкости определения статуса, граф в России — это никак не сказывается на местничестве.
Сам титул — это даже для Европы далеко не все, а вот то, какие возможности имеет граф — вот что больше определяет статус для иностранного подданного. Гумберт имел возможности, он был очень богат. Нет, вновь не так, он имел в своем распоряжении большие средства, используя которые можно купить себе и влияние, и информацию, как и временное уважение. И уже не столько его деятельность финансировалась из Москвы. Ему передавали товары, которые Гумберт умел продавать.
Уже то, как он распорядился с луковицами тюльпанов, говорило о том, что талант торговца в Гумберте был, если и не больше, чем дипломата. Иохим уже выручил за редкие луковицы цветов, что каждую весну украшают Москву, не менее пятидесяти тысяч полновесных, в чуть меньше десяти грамм серебра за каждый, парижских ливров. И это только тюльпаны.
Русское посольство жило на широкую ногу и быстро, используя некоторые до того неизвестные в мире методы, стало объектом внимания для парижан. Теперь уже многие, даже весьма знатные люди, стремились в «Русский Дом», превратившийся в своего рода элитный салон, которые в Париже будут править бал сильно позже.
Гумберту удалось заключить контракт с одной парижской типографией, тогда и заработала русская пропаганда. Не сильно навязчиво, чтобы не привлекать излишнее внимание властей, которые и так не слишком благосклонно и с опаской взирали на активность русских, Гумберт с командой начал действовать. После немалых взяток, разрешили русскому посольству существовать. Хотя посольство таковым может считаться, когда король разрешит, но миссия… Да, правильнее было бы называть происходящее русской миссией.
Тем не менее, раз в две недели выходит «русский листок», так в переводе звучит название той странички, на которой печатается информация о Российской империи и анонсируются мероприятия русской миссии. В Париже, да и во Франции не было газет, и этот опыт французы еще не приобрели, от того, как и многое неизвестное, русское новшество приводило парижан в восторг.
Конечно же, то, что пишется о России несет в себе лишь немного завуалированное восхваление Российской империи, императора. Огромные просторы, великолепные пейзажи, горы и равнины, леса и реки. Все это, или почти все, есть и во Франции. Однако, в данном случае может сработать интерес от навязчивости описания, красочности изложения. Посольство привезло немало заготовок, которые были составлены в ведомстве Козьмы Минина и переведены на французский язык еще в Москве, благо французы в России уже были, о чем так же писалось в «листке». Как же великолепно живут французские наемники в Москве и других русских городах! Как же им нравится служба!
Такие листы разносились и предлагались к прочтению в знатных домах Парижа. Аристократия приглашалась так же на выставки, которые проводились в «Русском Доме». Уже три недели действует
Два парижских ливра — это не мало даже для не самого бедного парижанина, это два с половиной турских ливра, правда, меньше, чем один экю. Гумберт, да и все русское посольство, никак не может окончательно разобраться в сложной денежной системе Франции, высчитывая больше не по монетам, а по весу серебра. Между тем стоимость входа на выставку, которая заняла два этажа большого особняка, что русское посольство арендовало, была немалой. Иное дело, когда знатных и нужных людей приглашали посетить выставку бесплатно. Мало того, их, этих нужных посольству людей, угощали неплохим вином, в отличие от обычных посетителей, которые пили обычное вино и по отведенной мере. Так нарабатывалась лояльность французов к русской миссии.
А что именно показывать, было. Большую часть всей выставки занимали зеркала и иные изделия из стекла. Двенадцать зеркал в полный рост и еще коллекция меньших, все украшены золотом и серебром, хрусталем, имитирующем драгоценные камни. Были и украшения из хрусталя, люстры, малахитовые шкатулки, фигурки животных, бытовая утварь. Отдельно располагались двенадцать персидских ковров и экспозиция вышивки по шелку золотом и серебром от русской царицы. Конечно же не обошлось без экспонатов — мебели из московской мебельной фабрики. Ну и русские «газ и нефть» XVII века — пушнина и пенька. Последняя была в основном в виде канатов и веревок.
Париж взорвался овациями. Те, кто сходил на выставку, порой, чтобы потешить свое самолюбие, восхваляли увиденное до небес. Другие же, наслушавшись россказней, одалживали деньги и устремлялись в «Русский Дом». Выставка уже заработала сорок тысяч парижских ливров, или чуть больше тринадцати тысяч экю золотом. Большие деньги, даже весьма, но они не шли в сравнение с тем, за сколько можно продать все экспонаты.
И вот же эти русские… Они предлагали все это купить. Не сейчас, а когда выставка закончится, как и закончит свою работу расширенное русское посольство. Возле каждой вещи стояла табличка с именем того месье, который собирался купить эту вещь, как и указание суммы. Каждый посетитель мог перебить сумму и тогда его имя красовалось у предмета, а вестовой, из большой когорты молодых парижан, принятых на работу русскими, бежал в дом господина, который уже перестал быть покупателем вещи.
Гумберт восхищался гением того, кто придумал такую схему. При этом, Иохим, от чего-то почти был уверен, что сам государь-император этакое выдумал. Как же било по самолюбию французских аристократов, что их цены перебиваются, как же льстило любому мануфактурщику, что он, может используя все свои накопленные деньги, но перебивает цену шевалье, виконта или барона.
Были дуэли, без них в Париже никак. Поединки провоцировали и на территории «Русского Дома», но тут была объявлена территория без кровопролития. Однако, дворик внутри особняка, столь удобрялся кровью, что скоро не будет клочка земли, которая не приобрела бы оттенок алого или багрового цвета.
Дуэли… Это проблема, с которой встретилось русское посольство в полной мере. Шесть человек, призванных охранять Русский Дом были убиты в дуэлях за год, а еще одиннадцать ранены. Французские дворяне, словно с цепи сорвались и кидались на любого русского, который был во дворянском сословии. Тут причиной был и завуалированный грабеж, ну и чувства зарождающегося французского патриотизма, когда прямо свербит желание проучить дикарей с далеких далей.
И приходилось принимать вызовы, чтобы не уронить честь и достоинство. С другой стороны, причислять представителей русского посольства к мещанам было нельзя, так никто не станет иметь дело с русскими. Поэтому в Русском Доме все сплошь бароны. Ну а барон должен отвечать за свой титул непринятием оскорблений, а, как следствие, принятием вызова.