Возвращение астровитянки
Шрифт:
Страдаешь или плачешь, но всё равно — берёшь себя за шкирку: иди, буди сына, делай ему самый питательный и вкусный завтрак, какой можешь, — и занимайся, занимайся, занимайся…
Ломай камень голыми руками, поднимай неподъёмное…
Жили с Элом непросто.
Но пролетело время, и настал день школьного теста. Три пути у каждого ребёнка, три школы в округе: небольшая — Для одарённых детей, огромная — для обычных и специальная, крохотная, — для умственно отсталых…
Сидим мы в общей очереди
О боги, о боги, где вы? Как до вас достучаться? Услышьте мою молитву: пусть Эл попадёт в нормальную школу, не для дебилов…
Куда мне самой деваться потом? — не знаю и даже не думаю пока… И профессией никакой не владею, а если и наймут разнорабочей или домашней помощницей — у меня же всё из рук будет валиться: что без меня Эл поделывает?
Когда мысли не там, где руки, — это не работа, а наказание…
Всё, что я умею, — быть матерью Эла, да за это больше платить не будут.
Элу надоело сидеть на одном месте. Встал со стула, смотрит на других детей, подходит поближе.
Какой-то дылда-шустряк начальственно поворачивается к Эллу:
— Тебя как зовут?
Эл всегда с замедлением отвечает, после длинной паузы. Шустряку это не понравилось:
— Чего молчишь? Немой?
И — хлоп! — ударяет Эла ладонью в лоб. Сын отлетел, шлёпнулся на землю.
Я вскочила, бросилась его поднимать. Не знаю, что бы сделала с тем мальчишкой — да мамаша его тут как тут:
— Ой, извините, мой мальчик такой бойкий! Ничего страшного, дети играют!
Меня всю трясёт от злости, слова сказать не могу. А дылда из-под руки матери кричит:
— В школе встретимся, придурок!
Я схватила Эла и отвела на место. Хорошо школа начинается, просто отлично!
Но тут вся ерунда вылетела из головы: Эла вызвали на тест.
Я сразу от испуга съёжилась. Нормальная школа с дылдами — плохо, а школа для олигофренов — вообще катастрофа. Крест на всей жизни.
О боги всех небес, помогите моему мальчику стать нормальным ребёнком и счастливым человеком!
Сижу, ёрзаю — мозоль вот-вот будет, чего только не обещаю всем неведомым силам…
Обычно дети после тестирования выходят через полчаса. Их выводят сотрудники центра и вручают родителям распечатку с результатом тестирования.
Следующий!
Родители сразу утыкаются в полученные бумажки, а уж дома-то исследуют каждую строчку и буковку. Что сулит будущее их сыну или дочери? Какую профессию им советуют выбрать?
Эла уже час нет. Я сижу на стае ежей, и сил моих никаких больше нет.
Полтора часа. Ну, всё — проблемный ребёнок, оформляют документы в специальную школу.
Я стала глохнуть, в ушах звон стоит.
Вышел круглолицый человек в зелёном халате, покрутил головой и ко мне:
— Пройдёмте со мной, мисс Дженкинс. А Эла всё ещё нет!
Остальные родители стихли, на меня уставились, зашептались:
—…у неё сын… да, я знаю… наверное, тест не прошел…
Никого другого внутрь не звали. Наверное, слабоумных детей в зале больше нет, кроме моего бедного Эла.
Во мне такая злость вспыхнула, что сердце опалила. Я встала, обвела всех вызывающим взглядом и пошла за человеком в халате.
Быстро скисла, иду еле живая. Хромаю — нога почему-то онемела, отсидела, что ли? Какая глупость в голову лезет…
Где тут мой чертополошек притулился?
Человек в зелёном заводит меня в пустую комнату. Пытается шутить, зачем-то говорит, что его зовут Жюльен, и вообще несёт какую-то чушь.
— Где мой сын?! — истерично спрашиваю. Хочу спокойно, а получается крик.
— Он ещё не закончил тест, а с вами хочет поговорить мистер Уолкер.
Входит другой человек — уже в белом халате. Здоровается.
— Присаживайтесь, миссис Дженкинс! Да какое там «присаживайтесь»!
— Что с моим сыном?! Он нормален? Он сможет учиться в школе?
— С вашим сыном всё очень непросто, — сказал с паузой человек. На него упал свет лампы, и я вздрогнула. Вот это какой мистер Уолкер! Муж королевы Николь! Что здесь происходит?
Ноги подкосились, и я села, не глядя. Каким-то чудом оказалась на стуле, а не на полу.
— Мы не смогли определить оптимальные образовательные и профессиональные параметры для вашего сына, — продолжает своё мистер Уолкер.
Я слушаю его в полной панике, ничего не соображая.
— Дело в том, что мы вписываем эмоционально-интеллектуальную матрицу ребёнка в прогнозируемый социальный фон и находим математическое решение для оптимального соотношения индивидуальной матрицы и общественной среды…
Он объясняет, а я елё удерживаюсь от слёз и думаю с яростью: «Да не тяни ты, чёртов король, говори всю правду…»
—…Мы можем выполнить такое моделирование, только если индивидуальная матрица является малым возмущением общего социофона…
«Меня сейчас вырвет, ты это понимаешь, учёный сухарь?»
— …но матрица вашего сына оказалась совершенно аномальной — мы не можем принять её в качестве малой величины! Для таких случаев мы ещё не разработали методики тестирования. Поэтому мы не можем дать вам обычных рекомендаций…
— Это случилось из-за его компьютера?
— В какой-то степени — да, но мы раздали уже три миллиона таких компьютеров и ни разу не наталкивались на такую реакцию…
— Я вас не понимаю! — кричу или шепчу из последних сил. — Мой сын сможет учиться в школе?