Возвращение астровитянки
Шрифт:
Он часто правильно отвечал, хотя и очень медленно… Но не реже он ошибался, да ещё как упорно! Раз сто повторила и объяснила: «Сумма внутренних углов треугольника равна ста восьмидесяти градусам. Это — угол вполкруга!» Наглядное доказательство из пластиковых уголков выкладывала на столе миллион раз — с них даже краска облупилась.
Кошка бы запомнила, а он — никак!
Или элементарная задачка на понимание свойств стандартных предметов. Два идентичных маяка установлены: один — в долине, другой — на горном хребте. Какой маяк даёт больше
Не сумел освоить простое понятие стандартного изделия!
Билась, билась, а он — ни в какую… Пытается что-то сказать, да говорит какую-то чепуху, вываливая из своей головёнки кучу словесного мусора. Игра у него такая? Я не пожалела денег на образовательные телеканалы — вот он и наслушался разных слов, да и повторяет как попугай. На некоторые вещи у него память цепкая. Может, он — аутист? Пойти бы к хорошему специалисту, да где денег взять? Социальная страховка для бедняков не предусматривает дорогих консультаций.
Таблица умножения нас чуть не задушила. Выучим — с большим трудом! — норму его возраста: Эл отвечает, как полагается, и я радуюсь. Недели не проходит — снова сидит над «дважды два равно», кряхтит, пыхтит, потеет — но не пишет ответ, видно, снова забыл! И так — до бесконечности.
Нервы не выдержат, и начинаю на него орать. Он собирается в комок, как маленькая птица, и сам ревёт от моей истерики.
У меня сразу злость и проходит.
Обниму его — и горюем вместе.
Когда он засыпал у меня на руках, то я часами сидела неподвижно, волосики его нюхала. Глаза под тонкими прозрачными веками двигаются — видит что-то Эл в своих детских снах, ворочает какие-то кубики медленной головёнкой… Я как волчица — чую его аромат. Когда Эл заболевает, то запах его меняется, и меня в тревогу вгоняет.
Пусть тугодум, зато добряк. У меня пальто прошоркалось на локтях; сижу и гадаю, что сделать с этой развалюхой. Решила — кожаные заплатки наложить. Кажется, мода такая есть — вот и сойдёт за оригинальный стиль. Плохо только, что заплатки заметно новее всего остального.
Эл подходит и говорит — медленно, заикаясь:
— Мама, я вырасту и буду у-учёным или п-программистом… И куплю тебе н-новое пальто…
Слова часто тянет в конце: «пальто-о…»
— Купишь, сынок, купишь… Ты у меня молодец…
А сама думаю: «Не знаешь ты, бедняга, что программисту или учёному нужно иметь один из шести вариантов «умного» генома — а у тебя ни одного из них и в помине нет… Анализ ДНК у всех берут, да не всех он радует. Если мы справимся и вытянем тебя на нормальную школу, то варианты твоей будущей работы — от запасного водителя, бездельничающего в старых киберавтобусах, до младшего клерка в банке. Нет, куда — клерком! — там шустрые нужны. Эл-медляга и туда не подойдёт… Разве что бумажки с пола доверят собирать…»
Иногда кричу наверх: боги, за что мне такое страшное наказание? И за чьи грехи маленькому человечку с робкой улыбкой досталась такая несправедливая судьба?!
Покричишь, погрозишь небу, успокоишься немного и думаешь: «Счастливым можно быть, работая хоть уборщиком. А я тебя никогда не оставлю, мой маленький сероглазый Эл, каким бы ты ни был тугодумом…»
Эл как-то за столом уставился в одну точку и не шевелится. Долго сидел, потом стал морщиться, кривиться, а глаза всё куда-то смотрят… Потом ёрзать стал, раскачиваться и даже всхлипывать. Я его трясу — ты чего?
Наконец, очнулся.
Посмотрел на меня круглыми глазами да как крикнет: «В туалет хочу!» — и бегом к унитазу.
Ну как его надолго оставлять? Я могла бы работать — но как мой маленький Эл будет дома один? Кибер-нянька дорога, да и разве робот поймёт моего сына? Эл — всё, что у меня есть… никому его не отдам.
Мальчишки соседские дразнят его: «Эл-дурак! Эл-заика!» Он прибегает в слезах, жалуется: «Мама, меня зовут т-тупицей!» Я успокаиваю: «Ты просто задумчивый, а они злые! Лучше реши задачу, порадуй маму…»
Верну веру в себя, он слёзы вытрет, за задачки садится. Аж язык высунет — так старается, да всё — мимо, всё — неправильно…
Рассматривали книжку с картинками: красивый домик с трубой нарисован, а в середине зелёной лужайки — сизый чертополох.
— Мама, что это?
— Чертополох, такое растение.
— А для чего оно нужно?
— Ни для чего, чертополох — совершенно бесполезный сорняк.
— Почему же его не выдернули и не выбросили?
— Ну… оно же колючее, попробуй его выброси.
Эл думал, думал и говорит:
— Мама, а я — чертополох. И пользы никакой, и выбросить нельзя.
— Не говори глупостей! Да я всех остальных выброшу, а тебя оставлю!
Убеждаю его, а у самой слёзы в горле стоят, голос тонким делают.
Но с тех пор он часто зовёт себя чертополохом. И я его — когда сильно рассержусь. Но всё равно поласковей называю — нертопологиком.
Тянулась все эти годы на одно пособие и изо всех сил пыталась подготовить Эла к школе — бесчисленные задачи с ним решала, в упражнениях изощрялась, веру в успех поддерживала — и у него, да и у самой себя, если честно.
Апартаменты у нас шикарные — комната восемь квадратных метров, в углу — кухня на два стула. Теснота — это ладно. Да вот зелени никакой не завести, и на улице её нет — окна выходят на задний двор универмага. Штабеля ящиков и целый день грохот погрузчиков. Зато квартира дешёвая. Если окна выходят на улицу с газоном, то жильё в два раза дороже. Смотрят на тихий сквер — в три.
Однажды купила на распродаже синий цветок в маленьком горшочке. Цветок две недели жив был, и Эл таращился на его жёлтый кружевной зрачок часами. Я даже приревновала — ну что можно в цветке увидеть такого, чтобы целый день безотрывно смотреть?