Возвращение блудного Брехта

Шопперт Андрей Готлибович

К несчастью для братьев и других членов Академии секретарём научного сообщества, переехавший в Москву, Блюментрост оставил пропойцу Шумахера. Даже года не проработал Николай Бернулли в Северной пальмире. У него открылась язва желудка, которую спровоцировали ежедневные попойки.

— Ты это, Иван Лаврентьевич, серьёзно? — слушая напыщенную речь лейб-медика обличающего своего секретаря, чуть не вскочил с перин Иван Яковлевич.

— Это проклятая русская привычка пить много горячительных напитков…

— Отставить! Мать вашу — Родину нашу. Ты — немец, Шумахер — немец, Бернулли — немец, а русские, если цепочку продолжить твоих логических заключений — алкоголики, ладно, мудрёное слово — пьяницы.

— Так это Петер…

— Легко. Легко на мертвецов валить. Они ребята

тихие и за себя постоять им сложно. Но у меня знакомый архангел есть, я ему пожалуюсь, и он тебя вылечит. Пришлёт к тебе привидение Петруши, мать и его. И побеседуете с ним о вреде пьянства и о лечении язвы.

— Кхе. Кхе. — Из-под кровати что ли?

— Так…

— Всё, закончили прения. Шумахера на его болиде срочно сюда пред мои очи доставить, — Брехт разбегающиеся от температуры мысли в кучу собрал. Недавно, буквально неделю назад ему знакомая фамилия на слух попала. Точно. Из Курляндии с поздравлениями от рыцарства и прочих баронов немецких приехал барон Герман Карл фон Кейзерлинг (Hermann-Karl von Keyserlingk). Бирон его помнил. Серьёзный и напористый дядька и очень верующий. Настоящий пуританин, в смысле образа жизни. Рачительный и всегда трезвый. Запарывал своих крестьян до полусмерти при обнаружении у них запаха алкоголя. — Сейчас в Москве находится посол Курляндии и Семигалии барон фон Кайзерлинг. Приведи его к окошку, переговорить мне с ним надо. Хочу его поставить Президентом Академии Российской.

— Он профессор? — скуксился лишаемый должности Блюментрост.

— Он — хренесер. В смысле, у него хрен забалуешь, пить академики будут только кефир…

— Что?

— Не перебивай, с больным говоришь, из последних сил вещую. Завтра концы отдам. Кефир — это кисломолочный полезный продукт. Нужно объездить всю Европу и бактерии эти, ну закваску добыть и йогуртовую тоже. Сбил, блин блинский. Так вот, барон очень не любит пьяниц, он дисциплину наладит. А ещё он лучший хозяйственник, которого я знаю. Академии в Президенты не учёный нужен. Есть академики и прочие профессора, вот пусть и берут академки, а рулить любым предприятием должен хозяйственник. Этот — лучший. И даже у Анхен денег выбьет на полезные дела, а потом сделает эту академию прибыльным предприятием. И всю Россию завалит деньгами. При моей, понятно, помощи. И отвечу на твой вопрос, дорогой лейб-медик. Организатор и ты неплохой, а потому с завтрашнего дня возглавишь министерство здравоохранения. Верни мне Петрушу Сундукова, я вечером накатаю примерный состав министерства и задачи, а также пути к осуществлению оных задач. Да, там тебе понадобятся пару помощников — заместителей. Подбери. И завтра, если они оспой переболели, сюда приведи. И не глупи, Иван Лаврентьевич, это не хорошие медики должны быть, а хорошие хозяйственники. Лекари пусть лечат, а менеджеры менеджеруют.

* В Реальной истории вторым Президентом Российской академии наук стал именно курляндец барон Герман Карл фон Кейзерлинг, который писал по-русски с трудом. Зато сумел вытащить Академию из ямы долговой, куда её загнали Шумахер с Блюментростом.

Глава 19

Событие пятидесятое

'Кто мудр, испытывать не станет

Ни женщин, друг мой, ни стекла.'

Лопе де Вега (Феликс Лопе де Вега Карпьо)

Дня три или четыре температура была, с каждым днём всё меньше, и не позднее пятого дня с начала болезни всё кончилось. Волдыря на правой руке было всего два, и их с помощью ванночек удалось победить. Получается, что на девятый или десятый день, Брехт взаперти со счёту сбился, болезнь полностью прошла. Ещё какая-то слабость оставалась… Хотя это может от того, что десять дней почти ничего не ел Бирон. Самая питательная пища — куриный бульон.

Иван

Яковлевич велел принести в спальню большое зеркало, чтобы оглядеть себе со всех сторон, нет ли ещё где оспин и насколько сумел похудеть. Принесли. Нда. Так-то — полная хрень. Большим это зеркало назвать не просто. Оно круглое, где-то сантиметров под сорок в диаметре и весит, как будто не из стекла сделано, а из металла. И это понятно. В будущем народ привык к толщине стекол в три — пять миллиметров. А тут вам не там. Если кто не в курсе, то прокатывать стёкла научатся только в двадцатом веке. Пока листовое стекло делают хитрым способом. Двумя хитрыми способами. Похожими. Первый для получения довольно больших и прямоугольных стёкол. Он подвластен только большим мастерам. Выдувается цилиндр и вот тут уже от мастерства стеклодува зависит, насколько он велик. Потом его разрезают и уж как получится раскатывают на нагретом металлическом листе, с ним вместе, чтобы не треснуло, стекло и остывает.

На стекольных заводах мастеров такого класса мало, а потому оконное стекло не квадратное или прямоугольное, а круглое. Выдувают шар и раскатывают тоже на листе. Готовая продукция — это круг диаметром около тридцати пяти сорока сантиметров с не очень ровными краями и толщиной в сантиметр, а то и больше. И он не ровный, там наплывы и концентрические кольца. А как же окна? Они же не круглые? Точно они квадратные или прямоугольные, в основном, и богатые дядьки режут это толстое стекло на куски и вставляют в специальные свинцовые рамы. Опять свинец. Дорогое импортное вино — на свинце, водопровод — свинец и даже окна со свинцовыми переплётами. И часть посуды, тоже из свинцово-оловянистых и сурьминых сплавов. Одни яды кругом. Плюсом вся косметика на свинце и ртути. Между прочим, русское слово «сурьма» произошло от турецкого и крымскотатарского surma. Так назывался порошок свинцового блеска PbS, который служил для чернения бровей. Опять свинец.

Интересную вещь про стёкла на днях выложил Сундуков, рассказывал, как Воронцов переезжал на лето в имение и расколотил дорогущую раму со стёклами, она от дождей пролившихся разбухла и не хотела из проёма выниматься.

— Зачем? — не понял Брехт. И узнал вона чё.

Сейчас помещики для своих дворцов и усадеб тоже желали сложных оконных рам. И, так как стекло сейчас дорого, а уж рамы свинцовые, в которые столько труда вложено и подавно, то они при переездах из городского дома или имения в сельское перевозили с собой и стекло с оконными рамами. Ничего не меняется. Сталинские командиры и писатели всякие тоже будут перевозить в Переделкино всю мебель и столовые приборы на лето. А нет просто двух комплектов.

Увиденным, в немного мутноватом и коробящем тебя зеркале, Иван Яковлевич остался доволен. Следов оспы, кроме двух волдырей на плече нет. Лицо чистое, хоть и заросло десятидневной щетиной, и как заслуженный бонус, он килограмм десять — пятнадцать сбросил. Живота почти не было. Вместо него пара складочек. И от них со временем можно избавиться. Пресс нужно покачать, поприседать, поотжиматься. Так, глядишь, и кубики пресса выступят вместо пузика волосатого.

Размышление о стекле, пока тяжеленное зеркало тягал, натолкнуло Брехта на мысль, что именно с этого и нужно свое прогресорство в этом времени начать. Сейчас, конечно, уже известны три основных вида стёкол. И натриево-кальциевое стекло известно и свинцовое стекло, тем не менее, почти сто процентов выпускаемого сейчас стекла в виде этих кругов и в виде посуды — это калиево-кальциевое стекло. Иначе его можно назвать: «Поташное стекло». И в отличие от натриевого, оно более тугоплавкое, твёрдое и не такое пластичное и способное к формовке, но обладает сильным блеском. Оттого что поташ получают непосредственно из золы, в которой много железа, стекло чуть зеленоватого цвета, и в XVI веке для его обесцвечивания начали применять перекись марганца. Но это там в Европах, у нас, как делали зеленоватое, так и делают. А ещё оно очень энергоёмкое, и так как и энергию и поташ давал лес для изготовления этого стекла, его называют на Руси ещё лесным стеклом. На килограмм поташа шла тонна древесины. Потом на древесный уголь для печей. Жуть!