Возвращение бомжа
Шрифт:
— Скильки я зарезал… Скильки перерезал… Скильки душ невинных загубив…
Невесть откуда появившаяся в толпе «красотка» орочьих кровей, с весьма причудливой прической на голове, улыбалась, вслушиваясь в слова командурки. Тот же, словно почувствовав на себе ее внимательный взгляд, обернулся и, завидев тетку, пошагал ей навстречу, улыбаясь военбабе, словно старой Подружке:
— Юленька, знала бы ты, как я обожаю запах напалма по утрам!
«Красотка» визгливо хихикнула в ответ:
— Это запах победы!
Урка взмахнул рукой, и гоблины повернули рукоятки катапульт, отправив за крепостную стену очередную порцию «подарочков» для горожан, что вызвало настоящий приступ хохота у «Юленьки».
Защитникам крепости, на которых посыпались отрубленные головы их товарищей, порубленных давеча под Кемью, в тот же самый момент стало не до смеха….
Верхние этажи города-башни тем временем были еще страшно далеки от разворачивавшегося под самым носом действа — вбежавших на вертолетную площадку подле королевского дворца носильщиков встречал сам все еще мало что соображающий генерал Димедрол собственной персоной.
Носилки аккуратно поставили на каменные плиты в скверике у подножья знаменитого дерева, и пьяненький начальник ГУВД опустился на колени подле не подающего признаков жизни парня. Всмотревшись в лицо травмированного, Димедрол покачал головой:
— Эффералган! Стало быть, не отбили погребок…
Начальник охраны принялся оправдываться так, будто лично виноват в случившемся:
— Урки гурбой навалились. Сожрали все, что было.
Димедрол приложил ладонь к шее Эффералгана, пытаясь нащупать пульс, провел рукой по изрешеченному пулями бронежилету:
— Налицо многочисленные ранения. Несовместимые с жизнью!
Вскочив на ноги, генерал бросился прочь — на смотровую площадку, откуда открывался вид на город. Споткнувшись, он растянулся на зеленом газончике, а вслед ему завопили перепуганные медбратья:
— Но пациент еще жив!
Тряся головой в припадке, Димедрол поднялся на колени и на карачках пополз прочь от ужаснувшей его картины:
— Оперативное вмешательство нецелесообразно…
Где-то за спиной предостерегающе крикнули:
— Доктор, мы его теряем!
Покуда у засохшего тополя бригада реаниматологов боролась за жизнь Эффералгана, его ополоумивший папашка скреб ногтями по траве, подползая все ближе и ближе к смотровой площадке, оглашал окрестности диким ревом, который разносился Практически над всем городом, сея панику в рядах, и без того не отличающихся высоким боевым духом защитников города:
— Все пропало!
Впрочем, по причине того, что подчиненные до сих пор не успели доложить генералу, все утро тупо валявшемуся в беспамятстве после ночной пьянки в своем кабинете, об урочьей армии, подошедшей к городу, — главное открытие еще только поджидало местного бога внутренних дел.
Когда он поднялся на ноги, судорожно вцепившись в поручни смотровой площадки, и наконец увидел, что происходит под стенами города, новая волна паники накрыла его крепко проспиртованный мозг, Димедрол даже не расслышал, как взвизгнул за его спиной Чук, хохмы ради сунувший свой палец в приоткрытый рот Эффералгана:
— Ай, кусается!
Генерал же, не веря своим глазам, долго вглядывался в раскинувшееся внизу урочье море с двигавшимися в сторону городских стен осадными башнями, после чего обхватил голову руками и потрясенно прошептал:
— Похоже, кубок УЕФА нам не светит.
Со всей дури он засветил кулаком по микрофонной стойке (смотровая площадка частенько выступала в роли правительственной трибуны) и заорал:
— Рохляндия не вышла из подгруппы. Все пропало! Судьи куплены!
Воздев руки к небу, он явно намеревался обрушить на головы притихнувших горожан еще немало обличительных речей, но вместо этого с козырным заявлением выступил невесть откуда подоспевший Пендальф, который без тени сомнений засветил крикуну, позорящему высокий моральный облик начальника ГУВД, промеж ног и до кучи добавил синих красок похмельному личику паникера.
«Успокоив» генерала, Пендальф взобрался на трибуну и дал короткую тронную речь:
— Спорткомитет назначает вам нового тренера. Специалиста по игре на траве. Кончилась власть Гребня в погонах!
Выключив микрофон, он спустился к порядком опешившей свите Димедрола и, нисколько не стесняясь, заявил:
— Устроили тут майдан, понимаешь! А ну все: бегом на стены!
Подозвав к себе начальника охраны, он о чем-то деловито поговорил с ним по душам, и уже через пять минут по городу несся милицейский козелок, оглашая улицы Гондураса воем сирены и фирменной Пендальфовской хрипотцой в матюгальник:
— Урки идут в решительную атаку на наши ворота! Кержаков, давай на центр поля! Аршавин, на правый край!
Покуда на верхних этажах власти разбирались, что к чему, первый оборонительный эшелон гарнизона крепости уже успел почувствовать на собственной шкуре абсолютно нешуточные намерения урок. Вслед за окровавленными головами катапульты принялись старательно забрасывать город куда менее устрашающими, но ровно в той же мере более разрушительными зарядами. Огромные валуны запросто превращали в труху красивые, но непрочные мраморные стены крепости.
Чук, выползший поглазеть на собравшуюся внизу банду, едва унес ноги, дико матерясь и распихивая окружающих:
— Атас! Они камнями кидаются! И Карапуз бросился бежать прочь от крепостных стен, постаравшись как можно быстрее укрыться в боковых улочках города:
— Ну его на фиг, лучше в подвале пересижу!
Оставшиеся на стенах бойцы гибли под обвалами и от прямых попаданий, задетые осколками и разбавленные целыми подразделениями. Среди жителей города началась настоящая паника — толпы обезумевших людей рвались вверх по улицам города, и, если бы не вовремя подоспевший Пендальф со своими патентованными методами убеждения и станковым пулеметом, укрепленным в открытой кабине козелка, — для Гондураса все могло закончиться плачевно, даже не успев начаться.