Возвращение Борна
Шрифт:
Фаид аль-Сауд присел на корточки и рассматривал тела убитых. В каждом из них сидело, наверное, по три десятка пуль, но лица, хоть и были вымазаны кровью, остались нетронутыми. Араб вынул из кармана напоминающий ручку фонарик и посветил на лицо одного из убитых, а затем протянул руку и прикоснулся к его глазному яблоку. Кончик пальца аль-Сауда стал синим, а глаз покойника – темно-коричневым.
Должно быть, кто-то из сотрудников ФСБ сообщил о произошедшем Карпову, поскольку, неуклюже ступая, тот вдруг появился в помещении. От спешки он задыхался, поэтому Фаид аль-Сауд предположил, что русский
Они с Халлом вкратце рассказали ему о том, что здесь произошло. Араб показал ему кончик своего указательного пальца и объяснил:
– У них – контактные линзы, и, взгляните, они перекрасили волосы, чтобы походить на исландцев.
Лицо Карпова помрачнело.
– Вот этого я знаю, – сказал он, толкнув носком ботинка труп мужчины. – Его имя Ахмед, и он – один из ближайших помощников Хасана Арсенова.
– Лидера чеченских террористов? – уточнил Халл. – Пожалуй, вам стоит сообщить о случившемся вашему президенту, Борис.
Карпов упер кулаки в бока.
– Что мне больше всего хотелось бы сейчас знать, так это – где находится сам Арсенов.
– Боюсь, мы немного опоздали, – сказал Хан, выглянув из-за металлической колонны и увидев прибывших на место двух руководителей служб безопасности. – Вот только Спалко что-то не видно.
– Возможно, он решил не подвергать себя риску, появляясь в отеле, – предположил Борн.
Хан покачал головой:
– Я хорошо его знаю, он одновременно и эгоист, и человек, стремящийся добиваться совершенства во всем. Нет, он должен быть где-то неподалеку.
– Возможно, но по крайней мере здесь его нет, – рассудительно проговорил Борн. Он наблюдал за тем, как к начальнику арабской службы безопасности и Джеми Халлу рысью бежит русский. Его плоское, жестокое лицо с мохнатыми бровями показалось Борну знакомым. Когда же тот заговорил, Борн сказал своему спутнику:
– Я его знаю, этого русского.
– Ничего удивительного. Я тоже его узнал, – откликнулся Хан. – Это Борис Ильич Карпов, начальник элитного спецподразделения ФСБ «Альфа».
– Я хотел сказать, что не просто знаю, кто этот человек, а знаком с ним.
– Как? Откуда?
– Вот этого я не знаю, – признался Борн. – Враг он или друг? – Он стукнул себя кулаком по лбу. – Черт, если бы я только мог вспомнить!
Хан повернулся к нему, увидел подлинную муку, исказившую лицо Борна, и испытал жгучее желание потрепать его по плечу, успокоить. Однако он не знал, какими последствиями может обернуться подобный жест. Он снова ощутил некое раздвоение и себя самого, и всей своей жизни, которое началось в тот момент, когда Борн сел рядом на лавку в парке и заговорил с ним. «Кто вы?» – спросил он его тогда. В тот момент Хан знал ответ на этот вопрос. Так неужели все, во что он верил до той поры или думал, что верит, – неужели все это оказалось ложью?
Чтобы отгородиться от этих невеселых мыслей, он вернулся к тому, что они с Борном умели лучше всего.
– Меня беспокоит вон тот предмет, – сказал он. – Это бомба с часовым механизмом, а ведь ты говорил, что Спалко собирается использовать распылитель доктора Шиффера.
Борн кивнул:
– Я бы сказал, что это была попытка совершить классическую диверсию, однако сейчас только что миновала полночь,
– Поэтому они и решили использовать часовой механизм, – предположил Хан.
– Да, но зачем устанавливать ее за столько времени до начала саммита?
– Ночью такие вещи проделывать легче.
– Верно, но вместе с тем увеличивается риск того, что бомбу обнаружат охранники в ходе очередной проверки. – Борн мотнул головой. – Нет, не сходятся концы с концами, у Спалко на уме что-то другое. Но что?
Спалко, Зина и оставшиеся члены группы добрались наконец до своей цели. Здесь, вдалеке от того гостиничного крыла, где должна была состояться встреча на высшем уровне, в сети системы охраны имелись бреши, и Спалко намеревался их использовать. Хотя телохранителей и здесь хватало, они не могли находиться везде одновременно, поэтому, «сняв» двоих из них, Спалко и его спутники вскоре добрались до нужного места.
Теперь они находились на третьем подземном этаже, в огромном бетонном помещении без окон и с единственной дверью. По дальней стене ползли огромные черные трубы, на каждой из которых был указан номер того или иного гостиничного сектора.
Все члены группы надели костюмы химической защиты и тщательно проверили их на предмет герметичности. Две чеченки вышли в коридор и заняли пост у двери на тот случай, если кому-то из охранников придет в голову заглянуть сюда, а внутри возле двери встал один из мужчин.
Спалко открыл большой металлический ящик, который они принесли с собой. Внутри находился NX-20. Он аккуратно соединил две части прибора и проверил соединения. Затем он передал прибор Зине и открыл холодильную камеру, полученную от Петера Сидо. В ней хранился маленький сосуд с жидкостью. Даже после того, что они видели в Найроби, им было сложно поверить в то, что такое крохотное количество вируса может стать причиной гибели огромного количества людей.
Как и в Найроби, Спалко заложил контейнер в зарядную камеру распылителя, а затем закрыл ее и надежно запер. После этого он взял прибор из рук Зины и положил палец на тот из двух спусковых крючков, который был поменьше. После того как он нажмет его, вирус, пусть еще и не вырвавшись на свободу, переместится из зарядной камеры в боевую, а затем останется всего лишь нажать на кнопку, расположенную на левой стороне рукоятки, направить оружие в цель и нажать на большой курок.
Спалко покачал прибор в руках, как качают, убаюкивая, маленького ребенка. Это оружие обладало таким могуществом, что заслуживало уважения – даже со стороны самого Степана Спалко.
Он посмотрел на Зину, глаза которой горели одновременно от любви к нему и патриотического рвения.
– А теперь, – сказал Спалко, – будем ждать, пока не сработает тревога от сенсора движения в вентиляционной шахте.
И вскоре они услышали сирену. Звук доносился издалека, но бетонные стены коридоров усилили его, и спутать это завывание с любым другим звуком было невозможно. Спалко чувствовал, что нервы чеченцев напряжены до предела. Всего один миг отделял их от того момента, когда они наконец расквитаются со своими обидчиками за все притеснения и обретут свободу, в которой им так долго отказывали.