Возвращение Борна
Шрифт:
С недовольным ворчанием Хан развернулся и вышел из номера. По пути он достал из кармана сотовый телефон и набрал номер. После двух гудков в трубке послышался голос.
– Слушаю вас, – ответил Этан Хирн.
– Ну, как идет работа? – спросил Хан.
– Откровенно говоря, она начинает мне нравиться все больше и больше.
– Именно это я и предсказывал.
– Где вы находитесь? – поинтересовался новый специалист по развитию «Гуманистов без границ».
– В Будапеште.
– Вот те на! – удивился Хирн. – А я думал, что у вас есть заказ где-то в Восточной Африке.
– Я отказался от него, – ответил Хан.
– Должно быть, прилететь сюда вас заставило что-то крайне важное?
– Откровенно говоря, это «что-то» – ваш нынешний босс. Что вам удалось разнюхать к сегодняшнему дню?
– Ничего конкретного, но он явно что-то замышляет, причем что-то очень крупное.
– Что навело вас на такую мысль?
– Во-первых, он занят тем, что развлекает парочку чеченцев, – стал рассказывать Хирн. – На первый взгляд в этом нет ничего необычного, поскольку у нас в Чечне – особые интересы. И все же это странно, очень странно! Хотя они были одеты на западный манер – мужчина без бороды, женщина без традиционного платка, – я узнал их. По крайней мере, его – точно. Это Хасан Арсенов, лидер чеченских повстанцев.
– Продолжайте, – велел собеседнику Хан, подумав про себя, что этот его агент с лихвой отрабатывает деньги, которые он ему платит.
– Затем, два дня назад он приказал мне отправиться в оперу, – продолжал рассказывать Хирн, – сказав, что хочет подцепить на крючок богатого и перспективного клиента по имени Ласло Молнар.
– Ну и что тут странного? – удивился Хан.
– Две вещи, – пояснил Хирн. – Во-первых, в середине вечера Спалко собственной персоной заявился в бар, где я обрабатывал Молнара, и отправил меня восвояси, приказав не выходить на работу на следующий день. Во-вторых, после этого Молнар исчез.
– Исчез?
– Растворился, словно его и не существовало на свете. Спалко считает меня чересчур наивным и не подозревает, что я все проверил, – с негромким смехом произнес Хирн.
– Не будьте слишком самоуверенным, – предостерег его Хан, – это было бы роковой ошибкой. И помните, что я говорил вам: нельзя недооценивать Спалко, иначе вы – труп.
– Господи, Хан, конечно же, я это понимаю. Я же не полный кретин!
– Если бы вы были кретином, то не получали бы от меня денег, – ответил Хан. – У вас есть домашний адрес этого Ласло Молнара?
Этан Хирн продиктовал ему адрес.
– А теперь, – сказал Хан, заканчивая разговор, – все, что вам следует делать, – это держать ушки на макушке и не высовываться. Я хочу знать обо всем, что происходит в этой норе.
Джейсон Борн видел, как Аннака Вадас вышла из морга, куда, как он полагал, ее доставила полиция с целью опознания тел отца и еще троих застреленных. Что касается убийцы, то, свалившись с восьмидесятиметровой высоты, он упал на лицо, поэтому опознать его можно было только с помощью стоматологической экспертизы. Кроме того, полиция наверняка проверит его отпечатки пальцев по компьютерной базе правоохранительных органов Европейского союза. По обрывкам разговоров, которые Борн сумел подслушать в церкви Матиаса, он понял, что полицию весьма интересовало, зачем профессиональному киллеру понадобилось убивать Яноша Вадаса, однако Аннака не могла объяснить этого, и
Борн испытывал тревогу. Он не знал, насколько может доверять Аннаке, ведь еще совсем недавно она испытывала жгучее желание всадить пулю ему в голову. Однако Борн надеялся, что то, как он повел себя после убийства ее отца, убедит женщину в его добрых намерениях.
Видимо, так и произошло, поскольку во время допросов в полиции она ни словом не обмолвилась о Борне. Более того, после всего случившегося в церкви, которую показывала ему Аннака, он обнаружил свои ботинки. Они стояли между саркофагами короля Белы III и Анны Шатильонской. Щедро заплатив таксисту, Борн незаметно сопровождал Аннаку до отделения полиции, а потом – к моргу. Теперь же он увидел, как полицейские, церемонно взяв под козырек, пожелали ей спокойной ночи. На их предложение отвезти ее домой Аннака ответила вежливым отказом и достала сотовый телефон. Наверное, предположил Борн, для того, чтобы вызвать такси.
Убедившись в том, что стражи порядка отбыли окончательно, Борн вышел из тени, в которой скрывался, и быстрым шагом двинулся по улице по направлению к ней. Увидев Борна, женщина убрала телефон обратно в сумочку. На лице ее была написана озабоченность.
– Вы? Как вы меня нашли? – Она оглянулась по сторонам, и Борну показалось, что в ее глазах он прочитал испуг. – Вы следили за мной все это время?
– Я всего лишь хотел удостовериться, что с вами все в порядке.
– На моих глазах недавно застрелили отца. Как по-вашему, могу я после этого быть «в порядке»?
Они стояли прямо под фонарем уличного освещения, и от этого Борн нервничал. В ночное время главной его заботой было не подставиться потенциальному врагу и не стать легкой мишенью. Это была его вторая натура, и он ничего не мог с этим поделать.
– Здешняя полиция умеет зажать человека в тиски, – сказал он.
– Правда? А вам-то откуда знать?
Его ответ женщину, по-видимому, не интересовал, поскольку она повернулась и пошла прочь. Ее каблуки негромко цокали по булыжной мостовой.
– Аннака! Мы нуждаемся друг в друге!
Спина женщины мгновенно напряглась, голова на гибкой шее откинулась назад.
– Что за бред?
– Это не бред, это чистая правда.
Она повернулась на каблуках и уставилась на Борна.
– Нет, это неправда. – Ее глаза горели. – Именно из-за вас погиб мой отец.
– А вот это – определенно бред, – покачал головой Борн. – Ваш отец погиб из-за того, во что он ввязался на пару с Алексом Конклином. Из-за того же в своем доме был убит сам Алекс, и из-за того же сюда приехал я.
Аннака недоверчиво фыркнула. Борн понимал причину ее неуверенности. Женщину вовлекли – возможно, ее собственный отец – в смертельно опасные мужские игры, и теперь, ощущая себя на войне, она пытается защититься любыми способами.
– Разве вы не хотите узнать, кто убил вашего отца?
– Честно говоря, нет, – ответила Аннака, уперев кулак в бедро. – Я хочу похоронить его и навсегда забыть о том, что я когда-то слышала имена Алексея Конклина и доктора Феликса Шиффера.
– Вы шутите!