Возвращение чёрного
Шрифт:
Два часа. В точности.
Его глаза переместились к окнам напротив того места, где он пристегнул себя к массивному стволу тихоокеанского кипариса.
Он тут же застыл.
На кровати сидел мужчина, неподвижный как статуя.
Он был огромным мужчиной. Мускулистым. Страж не видел его лица.
Он задержал дыхание, наблюдая, как мужчина смотрит на его возлюбленную святую во сне. Сердца стража болезненно загрохотало в груди, когда мужчина протянул руку, осторожно убирая тёмные волосы с её лица, не разбудив её.
Не отрывая
Его разум сделался совершенно неподвижным.
И все же какая-то часть его просчитывала. Далеко. За пределами этой неподвижности.
Он мог соскользнуть по стволу дерева. Две минуты. Две с половиной, если сделать это бесшумно. Три человека внутри квартиры. Двое в машине на улице. Четверо, чтобы попасть внутрь — пятеро, если ему придётся убить мужчин в машине. Здоровяк легко мог убить её прежде, чем он доберётся внутрь.
Страж задержал дыхание, делая своё сознание ещё более неподвижным, пытаясь принять решение. Он не хотел действовать, пока не получит информацию, но он знал, что если ждать, то может быть слишком поздно.
Но сейчас уже слишком поздно.
Если этот мужчина хотел причинить ей вред, он мог убить её прежде, чем страж доберётся до двери или окна. Как только он признал эту правду, выбор стража был очевиден. Он будет ждать. Он посмотрит, что сделает мужчина, каковы его намерения.
Он наблюдал, прикованный к месту.
С тех пор, как он открыл глаза, он едва сделал несколько вдохов, но все его тело напряглось, замерев совершенно неподвижно — готовое стремительно двигаться, как только он определит лучший способ действия. Его разум просеивал сценарии, возможности, риски — риски для неё, от чего его сердце подскакивало к горлу, превращая его разум в стекло — все это в той запертой коробке, которую он хранил за тишайшей стеной своего сознания.
Он не мог спешить. Он должен оставаться бдительным. Как колючая проволока.
Если этот мужчина навредит его возлюбленной, он удалит каждый клочок кожи с его плоти.
Он почти решил спуститься по стволу дерева и подобраться поближе, когда его прекрасная святая открыла глаза. Страж ясно увидел их — они отразили свет уличного фонаря, который погружал дерево стража в темнейшую из черных теней. За прошлую неделю он посмотрел под разными углами из верхних квартир, так что точно знал, что можно, а что нельзя увидеть и под какими углами.
Сейчас он ясно её видел.
Она вздрогнула, увидев сидевшего там мужчину.
Страж задержал дыхание.
В нем взорвался страх, настоящий страх — и понимание, что он опять её подвёл, что он слишком далеко, слишком опоздал.
Затем её выражение вновь изменилось.
Её идеальные губы, её пятнистые, кошачьи глаза ожесточились от злости.
Затем она сдвинулась с места — так быстро, что страж вздрогнул. Она начала бить сидевшего там крупного мужчину, ударяя его по груди, по лицу, по плечам. Мужчина вскинул руки, но не встал с кровати. Если он и говорил с ней, это было слишком тихо, чтобы страж услышал. Крупный мужчина просто сидел там и терпел это. Он защищал голову от некоторых ударов, за которыми крылись тренировки, мышцы, мощь. Для некоторых ударов она сжимала руку в кулак.
Сидевший там мужчина защищал голову, защищал лицо, но он не бил её в ответ.
Страж ощутил, как его худший страх рассеивается.
Этот мужчина не причинит ей вреда.
Все в его позе указывало на покорность.
Вместо этого страж смотрел на неё, восхищаясь яростью его прекрасной святой.
Он видел, как двигаются её губы, видел, как она что-то ему говорит, но опять-таки, должно быть, это было тихо, поскольку не доносилось сквозь застеклённые окна. Он не пытался прочесть по её губам, не улавливал ничего конкретного из того, что она говорила мужчине, но чистейшая яростность её выражения, почти грациозность её атаки заставили его сердце разбухнуть от жара, заставшего его врасплох.
Затем мощные мускулистые руки обхватили её, и она расплакалась.
Затем они целовались, она и мускулистый мужчина.
Секунды спустя они целовались ещё крепче.
Страж ощутил, как его лицо заливает жар, сердце гулко колотится в его груди — в этот раз по иной причине.
В нем вспыхнул шок. Недоверие.
Это недоверие лишь усилилось, когда он смотрел, как она забирается на колени черноволосого мужчины; её длинные волосы свесились с плеч, когда она скользнула по нему.
Она все ещё оставалась агрессором, даже сейчас. Мускулистый мужчина с черными волосами, должно быть, весил как минимум втрое больше неё, но позволил ей толкнуть его на спину, позволил ей отбросить его руки, когда они попытались её коснуться. Она толкнула его в грудь, пока он не прислонился своей широкой спиной к стене, а затем она начала его раздевать.
Сейчас страж совсем не видел её лица, только его.
Теперь страж его узнал.
Как раз когда он узнал это лицо, высокие скулы и длинную челюсть, мужчина закрыл глаза — странно-светлые, животные глаза — оставляя их закрытыми дольше, чем для моргания. Жёсткое лицо смягчилось явным желанием, пока она продолжала расстёгивать его рубашку, и затем страж увидел, что он тоже с ней разговаривает, его губы шевелятся от тихого бормотания, пока она работала над ним, обнажая мускулистую грудь и почти безволосое тело.
Черноволосый мужчина пытался раздеть и её тоже, но она снова отбросила его руки, ещё резче, чем прежде.
Страж ощутил, как сдавило его горло, когда она расстегнула его ремень, затем его брюки. Потом она оседлала его, её стройная талия и спина мелькнули бледнотой, когда она стянула свою рубашку через голову. Страж видел, как напряглось лицо мужчины, когда он схватил её за талию — а затем она оказалась голой, оседлала его, и черноволосый мужчина смотрел на неё снизу вверх, сузив бледные глаза до щёлочек.