Возвращение Черноснежки
Шрифт:
– …
Черноснежка, похоже, ждала, что Харуюки скажет что-то, но в конце концов вставила второй штекер в разъем своего нейролинкера. Как только появившееся предупреждение о проводном соединении исчезло, Харуюки послал ей свою сухую мысль.
«Сама Курасима – не Сиан Пайл. Сиан Пайл заразил нейролинкер Курасимы вирусом и установил бэкдор. Вот почему он появляется на арене в той точке школы, где находится Курасима».
Договорив до этого места, Харуюки замолчал. Черноснежка ответила не сразу.
Но наконец ее голос раздался у него в мозгу; звучал он подозрительно, а может, просто чуть испуганно.
«…С тобой ничего не случилось?.. Какой-то ты… странный с утра».
«Не особо… ничего такого», – ответил Харуюки, идя в метре от Черноснежки и упорно стараясь не смотреть на нее.
«Но… может, ты сердишься? Потому что я странно себя вела сегодня утром и вчера?»
«Ну что ты. Мне не за что сердиться на семпая… Со мной все в порядке, так что давай вернемся к важному».
И вновь по тонкому кабелю потекло лишь молчание.
Постепенно спускались сумерки; дома, выстроившиеся по левой стороне переулка, создавали мрачную и унылую атмосферу; пешеходы казались черными тенями. Никто не обращал внимания на Харуюки и Черноснежку, идущих в Прямом соединении, – их словно было только двое, пробирающихся сквозь безмолвную страну теней.
«…У тебя есть доказательства?»
Внезапно холодная мысль прозвучала у Харуюки в голове.
«Ты нашел твердое доказательство, что Курасима-кун – действительно не Сиан Пайл?»
«Нет. Если бы я притронулся к вирусу, был риск, что он бы заметил, поэтому я только проверил».
«Хо. Разумное решение, но в то же время из-за него твоей находке недостает убедительности. Даже я никогда в жизни не слышала, что "Брэйн Бёрст" может подключаться через бэкдор, – как же я могу верить твоим словам?»
Черноснежка как будто тщательно подбирала слова; ее мысли звучали все острее и острее. Харуюки стиснул зубы и ответил еще более монотонно:
«То есть ты намекаешь на возможность, что историю с вирусом я выдумал… короче, что я переметнулся к Курасиме, Сиан Пайлу? Если так, вопрос вообще не в доказательствах и ни в чем таком. Все зависит от того, какое решение примет семпай».
«…Я ничего такого не говорила. Тебе просто показалось».
Мысленный голос Черноснежки чуть задрожал, но Харуюки стойко молчал.
«…Ты действительно искренне так считаешь?»
Черноснежка внезапно остановилась; слова ее зазвучали напряженно, и температура вокруг, казалось, резко упала.
«Если я приду к выводу, что ты переметнулся к Сиан Пайлу, я в ту же секунду нападу на тебя, отберу все твои Бёрст-пойнты, и твой "Брэйн Бёрст" автоматически деинсталлируется. Ты навсегда потеряешь способность ускоряться. Ты понимаешь, о чем я говорю?»
«Понимаю. Я просто пешка, не более чем орудие, которым ты можешь пользоваться по своему усмотрению. Когда нужда во мне отпадет, ты меня отбросишь».
«…Ты…»
Внезапно Харуюки почувствовал, что его левое плечо легонько сдавили.
Подняв глаза, он обнаружил лицо Черноснежки прямо перед собой – застывшее, точно ледяная скульптура. Однако в черных как ночь глазах бушевали чувства; они буквально пытали.
«Ты действительно сердишься на меня. Конечно, и я вела себя не идеально. Но, – ее губы дрожали, слова звучали напряженно, будто она сдерживалась изо всех сил. – …Я тоже не могу полностью контролировать эмоции. Когда я раздражаюсь, это отражается и на моем мышлении. Особенно когда дело касается тебя… и Курасимы-кун…»
Отведя на секунду глаза, Черноснежка с трудом продолжила говорить, ее бледные щеки напряглись.
«…Ладно, если ты хочешь узнать причину, я скажу. Я…»
Но, прежде чем Харуюки получил по кабелю ее мысль, он отвернулся и перебил.
«Ничего, можешь не говорить».
«Э… ч-что?..»
«Смотреть на это тоже трудно. Больно видеть».
«Ты о чем говоришь… Что ты… имеешь в виду?»
Уцепившись взглядом в одну дорожную плитку справа от себя, Харуюки произнес «единственный вывод», к которому он пришел сегодня днем.
«Ты… ненавидишь себя, да?»
Он услышал резкий вдох.
Харуюки прекрасно сознавал, что слова, которым он сейчас придает форму, назад уже не взять.
В голове его рефреном звучали ободряющие слова, которые вчера вечером говорила Тиюри, но он не мог больше остановить поток своих мыслей.
«Ты ненавидишь себя за то, что ты во всем совершенна. И поэтому ты нарочно стараешься себя принизить. Верно?»
Пальцы Черноснежки, держащие его за плечо, затвердели, стали будто железными. Ну все, это последний раз, когда она ко мне прикасается. И Харуюки выбросил слова, которые должны были разрушить все.
«Когда ты говоришь со мной… с толстым, некрасивым, ужасным типом вроде меня… когда ты прикасаешься к моей руке, показываешь доброту… нет, что-то похожее на доброту… ты просто пытаешься себя запачкать… Но даже если ты не будешь так делать, я все равно сделаю то, что ты скажешь. Я ничего больше не хочу. Мне не нужна никакая компенсация. Просто пешка, орудие, которому можно приказывать, – вполне подходящая роль для такого, как я, и ты сама должна это понимать!!!»
Медленно… очень медленно белая рука отпустила его плечо.
Вот и хорошо.
Не надо ко мне больше прикасаться, не надо встречаться глазами.
Даже видеться не надо в реальном мире – просто обращайся со мной как с обычным инструментом.
Харуюки понятия не имел, достигли ли ее эти мысли.
Прощай.
Едва он пробормотал мысленно это слово –
Хлоп!!!
Резкая боль обожгла левую щеку.
Чувствуя жар, Харуюки обалдело поднял голову.