Возвращение чувств. Машина
Шрифт:
Щедро же платит его Высокопреосвященство своим шпионам и убийцам. А в том, что это именно так, она очень скоро убедилась. Ведь только одна вещь в его багаже была ей действительно важна – её они и обнаружили, после того как распороли подкладку его запасного камзола.
Письмо. Аккуратно расправив его на столе, она прочла:
«Мессер граф!
То, что Вам надлежит сделать, вы уже знаете. Подтверждаю этим письмом Ваши чрезвычайные полномочия и разрешаю действовать так, как Вы сочтёте необходимым. Последние инструкции передаст на словах мой курьер.
На расходы, связанные,
Ещё раз хочу напомнить, что огласка, даже деталей, совершенно недопустима.
Чтобы не произошло ошибки, вот уточнённые сведения: маленькая родинка не на левой, а на правой стороне правого бедра. Надеюсь, как всегда, на Ваш ум и находчивость. На этот раз они будут нужны Вам, как никогда, ибо дело, кажется, будет сложнее, чем мы предполагали вначале. Впрочем, ничто так не обостряет Ваши несомненные таланты, как встреча с достойным противником.
Остаюсь уверенным в Вашем уме и находчивости, которые Вы столь блестяще продемонстрировали нам так недавно.»
В письме не было указано ни адресата, ни даты, ни подписи, но Катарина не сомневалась ни секунды, что оно написано лично его Высокопреосвященством. Хотя если бы оно и было найдено, как например, сейчас, его врагами, использовать его как улику против него было бы невозможно: попробуй докажи, что речь в нём идёт не о закупке, например, лошади – родинки бывают и у них!
Ладно, неважно – Катарина всё равно не собиралась подавать на своего высокопоставленного врага в суд, пусть даже королевский. А предпочитала, как всегда, рассчитывать на свои силы. Зато теперь у них был образец его почерка. Может, это и пригодится когда-нибудь.
Конечно, этот «виконт-граф» явно неординарный агент. Хорошо бы иметь образец и его почерка. Так, на всякий случай. А ещё её интересовал вопрос, во сколько её враги оценили её голову. Нет, не то, чтобы она хотела повторить проделку Робина Гуда, а просто было любопытно – сколько бы выколотил Джон из её лютого врага за женскую головку.
Упаковав все вещи – их было немного, явно постоянная база виконта находилась в другом месте – обратно в суму, они с Марией тихо заперли дверь снаружи, и ушли к себе, где, не раздеваясь, прилегли на постели.
Что делала Мария, осталось неизвестным, скорее всего, ворочалась, молилась и переживала. Сама же Катарина, приказав себе поспать три часа, приказ чётко выполнила. Всё равно, ей пришлось целый час прождать Пьера у открытого окна, словно в ожидании серенады.
Так как дворовые собаки уже познакомились с Пьером, а некоторые и с виконтовским снотворным, две из оставшихся на вахте шавки не сильно возражали, тявкнув, словно для приличия, лишь пару раз, когда Пьер оседлал и вывел из конюшни лошадь виконта. Мирно спящий на сеновале чердака конюшни дежурный конюх даже не пошевелился – ага, вот, значит, как
Они с Марией по предательски поскрипывавшему полу коридора пробрались вновь в комнату виконта. Там ничего не изменилось. Обвязав его за пояс самодельной верёвкой из связанных простынь, они вдвоём, пыхтя и упираясь в раму, спустили тяжеленное тело до половины высоты, после чего Пьер подвёл под него испуганную и упиравшуюся лошадь, и каким-то образом умудрился уронить труп прямо в седло.
Только благодаря его навыкам (позже он признался, что самолично напоил бедную животину изрядной дозой… вина!) и силе лошадь не заржала и не вырвалась.
Катарине даже не пришлось спускаться, чтобы помочь ему – отлично, особенно, если учесть, что хозяин с семьёй живут на нижнем этаже.
Сумку они сбросили прямо в руки Пьеру, после чего он махнул рукой, что всё, мол, в порядке, и увёл лошадь с её страшной ношей, только недавно такой самоуверенной и опасной.
Никто не появился и не проснулся. Очевидно, хозяин, домочадцы и конюх целиком полагались на своих собак. Вот и хорошо, что Катарина заранее приказала Пьеру прикормить их колбасой из дорожных запасов. Хотя большинство, судя по-всему, отведали-таки предназначенного ей снотворного. Лишь бы не сдохли…
Проверив ещё раз, не осталось ли каких следов – всё уже подсохло – Катарина положила на стол золотую монету, и вышла, плотно прикрыв за собой дверь, и вставив ключ снаружи.
Вот виконт и уехал.
Вернувшись в свою комнату, она попросила Марию ещё раз наложить ей бальзам и перевязать рану. От усилий при спуске вновь выступила кровь. Да и сам укус сильно разболелся – не то, что раны от стали. Видать, коварный Джон занёс-таки ей инфекцию.
Конечно, ведь он не чистил зубов «Колгейтом», усмехнулась она про себя, терпеливо подставляя прокушенную руку заботливым мягким рукам няни. Та переживала гораздо больше её самой. Покончив, наконец, с перевязкой, Мария вдруг сказала:
– Скотина этот виконт, то есть – граф! Нельзя так поступать с женщиной, особенно такой красивой, даже если она тебя и убивает!
Катарина фыркнула. Однако Мария вполне серьёзно продолжила:
– Я всё хотела спросить вас, сударыня – а что это за чёрные короткие волосы были у него самого в руках?
Собрав всю свою волю в кулак, чтобы казаться равнодушной, Катарина пожала плечами:
– Не знаю, няня. Я ничего не заметила.
Мария подозрительно посмотрела на неё, но больше ни о чём не спрашивала, а Катарина немного погодя перевела разговор на братьев-лесовиков и их чудодейственный бальзам. Боль стала потише.
Так как делать им, в общем-то, оказалось нечего, можно было бы, конечно, лечь спать, однако Мария вызвалась дождаться возвращения Пьера. Чтобы, значит, самой открыть входную дверь, а не ждать его камушков в окно. И переволновалась она, мол, так, что всё равно не уснёт – уже пробовала! Да и виконт этот – тьфу на него! – как закроешь глаза – а он тут как тут со своей жуткой, перекошенной рожей…
Катарина не настаивала, и легла сама, хотя проспала опять не больше часа: Пьер разбудил её. Она с интересом выслушала его отчёт.