Возвращение чувств. Машина
Шрифт:
Пьер, как всегда, поработал на совесть – за троих.
Лопату он купил в кузнице большой второй деревни – туда доскакал за полчаса.
Яму выкопал глубокую, в середине маленького лесного массива между второй и ближайшей деревнями. Засыпав её и утрамбовав землю, он аккуратно заложил всё снятым предварительно дёрном. Следов не осталось. Лопату же он на всякий случай сохранил. По этому поводу Катарина, покачав головой, усмехнулась, а Мария, закатив глаза, перекрестилась.
Затем Катарина рассказала о том, что сделали они: заменили испорченную простыню в
Все вместе они подумали, не упустили ли чего. Нет, даже лошадь проблем не создала – ускакала куда глаза глядят, слегка вихляясь. Вроде, следов не осталось. По этому поводу Катарина разрешила своему верному и терпеливому воинству отдохнуть.
Однако у Пьера было другое мнение на этот счёт.
– А что прикажете делать с этим? – спросил он, вынимая из-за пазухи смятый и замызганный свёрток бумаги.
Катарина взяла его так осторожно, словно это была ядовитая змея.
Да так оно, в-общем-то, и оказалось.
Виконт чуть было не укусил их даже после смерти.
В руке у неё было письмо. Обвязанное шнурком и запечатанное воском с оттиском печати – похоже, от перстня.
– Откуда?.. – произнесла она только одно слово после долгого молчания.
– Вы же сами приказали глаз с него не спускать. Вы же и предвидели что-то подобное? Ну так вы оказались правы. Когда он в кухне, якобы, давал указания повару – это когда вы наверху переодевались! – я заметил, как хозяйка понесла туда бумагу и чернильницу. Я подобрался поближе.
Он написал прямо там это письмо, запечатал своим перстнем, а затем отдал мальчишке-поварёнку, сунув ему золотой, и второй – его папаше.
Пока шустрый паренёк седлал в конюшне коня, я убедил его отдать письмо мне, в качестве веских доводов приведя пять золотых – за письмо и адрес, по которому он должен его доставить. И за его молчание. К счастью, или к несчастью – смотря для кого! – народ здесь жадный: совесть не стоит и четырёх золотых. Так что мальчишке я велел поездить где-нибудь до завтрашнего – ну, то есть, уже до сегодняшнего – вечера, и никому, даже папаше (конечно, если он не хочет лишиться денег!) ничего не рассказывать. Так что теперь у нас есть письмо и адресат. Его мы тоже… Утихомирим?
– Мне нравится твоя постановка вопроса! Сразу чувствуется – моя школа…
Это я сделала из вас… Хм. – она с интересом посмотрела в их расстроенные лица, – Нет, не сердитесь! Больше не буду так шутить! Правда-правда! Это я просто сильно удивилась…
Увидев, что они успокоились, и поток упрёков остановлен, она мило улыбнулась.
– Ладно, а теперь – к делу. Нет, я вот подумала, что, возможно, этот адресат будет полезней нам живым. Нужно, впрочем, ещё подумать, как его использовать… В любом случае – ты вдвойне молодец! Очень предусмотрительно и вовремя всё сделал. Когда у меня будет свой замок, свита и охрана, ты будешь у меня комендантом гарнизона. Наверное, только в этом случае мы с Марией сможем спать совершенно спокойно.
– Спасибо
– Дела в порядке, но я и не думала шутить. Всё это у нас будет, я уверена – с такими друзьями было бы стыдно этого не добиться.
– Тогда тем более – спасибо. А заместителем я возьму, с вашего позволения, Марию. По части отваги она любому мужику фору даст. Что скажешь, дорогая? – его тяжёлая рука от души шлёпнула зардевшуюся няню по широкому героическому заднему месту, – Чтобы было кому присматривать за моими тылами!
– Что? Быть твоей подчинённой?! Благодарю покорно! – она возмущённо фыркнула, – Я лучше буду командовать фрейлинами. С женщинами мне всё как-то привычней! Да и строем ходить они могут не хуже мужчин! А уж как военные марши поют!.. – улыбка говорила о том, что она продолжает считать предложение Катарины шуткой. Очевидно, такого же мнения придерживался и Пьер, трезво оценивающий их незавидное положение опальных беглецов без средств и связей.
– Вот и договорились! – подмигнула Катарина обеим, про себя, однако, не сомневаясь, что осуществит эти мечты, – А пока, похоже, нам предстоит поработать ещё…
Разломив печать, она вскрыла письмо и развернула его на столе.
38
«Монсиньор!
Спешу сообщить, что вопреки моим сомнениям, Ваш осведомитель не солгал. Их действительно трое, и все крайне опасны. Ловушка, подготовленная мной, сработала, хотя и не совсем так, как я рассчитывал. Теперь мы путешествуем вместе, и вскоре я надеюсь добыть то, что Вас так интересует. С ней же самой будет сложнее – она чересчур умна, вопреки Вашим заверениям. Не уверен даже, она ли это, хотя приметы все совпали – точно смогу сказать, надеюсь, ночью, взглянув на родинку.
Как может человек за какой-то месяц стать умнее? Кстати, она – ещё и отличный боец.
Однако буду придерживаться первоначального плана.
Прошу Вас в случае неприятных для меня последствий не отказать посодействовать за меня перед местным правосудием и задействовать Ваши связи.
В случае же совсем неприятных для меня последствий умоляю Вас не оставить без Вашего участия крошку Жозефину.
Если от меня не будет вестей больше двух недель, действуйте самостоятельно, и знайте: наши друзья направляются в Вену, затем в Ингрию, вероятней всего, в Буду.
Как всегда, молю о Вашем Благословении, и остаюсь Вашим преданнейшим слугой.
P.S. Она явно гораздо умней, чем Вы считали.»
Прочитав во второй и третий раз послание без подписи, написанное плохо разборчивым от спешки, словно летящим, почерком, Катарина вздохнула:
– Нас вычислили, или предали. Интересно, кто этот чёртов осведомитель. Возможно, он остался в доме матери… Жаль, что мы сейчас не можем им заняться. – она кровожадно сверкнула глазами, – Но придёт время и для него. А сейчас приходится признать: его Высокопреосвященство знает, куда мы направляемся.