Возвращение домой
Шрифт:
– Спасибо, что пришли, – сказал главврач, немолодой усталый мужчина в белом халате. – Многие из вас уже бывали здесь, новеньким всё покажут. Главная проблема – нехватка персонала, как вы понимаете. Зарплаты копеечные. А нашим подопечным недостаёт живого общения с людьми «с воли», – он кашлянул. – Хотя здесь совсем не тюрьма. Марина Андреевна, можно вас на пару слов? Остальные могут заниматься.
– Сидите пока здесь, – сказала Марина Ветке с Кирой. – Я сейчас.
Она подошла к главврачу, в то время, как волонтёры потянулись к выходу.
– Как раз тюрьма, – прошептала Ветка. – Даже хуже. В тюрьме отсидел – и вышел. Но ты не бойся, Кир, нам тут недолго. Зато в резюме будет ещё один плюсик.
В отличие от впечатлительной Киры, Ветка всегда была очень прагматичной. Кира уже жалела, что опять подписалась на Веткины заманухи. Атмосфера в ПНИ была гораздо более гнетущая, чем в онкоцентре.
– О чём шепчетесь? – спросила вернувшаяся Марина.
– Да о своём, о девичьем, – сверкнула улыбкой Ветка.
– Ну тогда пойдёмте. Покажу вам одного парня, может, сумеете его раскачать.
У Марины в руках была дверная ручка – здесь они служили вместо электронных ключ-карт. Вставляешь в квадратное отверстие на двери и открываешь. Пациентам таких не полагалось.
Отделение, в которое они пришли, ручкой не открывалось – медсестра открыла им изнутри.
– Здесь тяжелые, – сказала Марина. – Очень внимательно. Спиной ни к кому не поворачиваться.
Они подошли к металлической двери с маленьким окошком.
– Антон Ильин, – сказала медсестра. – Жил с бабушкой, бабушка умерла. Тяжёлый. Дикий абсолютно, всё грызёт, кусается.
Кира заглянула в окошко.
В пустой палате стояли две кровати, на одной валялись грязный матрас и скомканное одеяло. В дальнем углу на ведре сидел абсолютно голый парень лет шестнадцати-семнадцати, стриженный налысо. Он ковырял в носу, смотря в стену.
– Почему он голый? – спросила Кира. – И худющий какой.
– Всё грызёт, – повторила медсестра. – Одежду, бельё. Приходится отбирать. Ест плохо.
Она открыла дверь и показала на изгрызенный угол матраса.
– Видите?
Вонь, хлынувшая из палаты, сбивала с ног. Ветка зажала нос.
– Вы у него хоть убираете? – промычала она. – Проветриваете?
– Персонала не хватает, – огрызнулась медсестра. – Я его в туалет поведу, а он меня придушит. Или вам не сказали? Вы тогда тут зачем? Возьмите и проветрите. А мне тринадцать тыщ платят.
– Нина, принесите Антону одежду, прошу вас, – примирительно сказала Марина. – Здравствуй, Антон. Мы войдём? Только оденься, пожалуйста.
– Ы! – сказал Антон. Он вытянул из-под матраса трусы с носками, натянул их на себя и забрался на кровать, обхватив колени. Кира заметила тёмные синяки от уколов у него на попе.
Говорить он не мог, только мычал. Медсестра принесла одежду – рваную майку и спортивные штаны.
– Антон, это девочки, – сказала Марина. – Это Кира и Вета. Они приберут у тебя. Не обижай их, хорошо? Надо, чтобы он к вам привык, – обратилась она к девчонкам. – У меня ещё дела, я подойду где-то через час. Ничего не обещайте. Если что, зовите медсестру.
– Ы! – сказал Антон с кровати. – Акк!.. Ввы!..
– Музыку включи, – сказала Ветка. Она закатала рукава, подхватила почти полное вонючее ведро и потащила его в туалет.
– Нина, где у вас швабра? А моющее есть? – спросила Кира. Она ткнула «музыку» на экране телефона.
…Там Новый год, ты не поверишь,
Там Новый год два раза в год – вот.
Там снег, там столько снега,
Что, если б я там не был сам,
Я б не поверил,
Что бывает столько снега,
Что земля не видит неба
И звёздам не видать с вершин…
– Это у тебя что? – Ветка принесла отмытое ведро и поставила в угол.
– «Високосный год», – сказала Кира, моя пол.
– А, ретро. Но ничего так.
Антон протянул руку к телефону.
– Ы! – сказал он.
– Нет, – сказала Кира. – Пока нельзя.
Гулять Антону тоже было нельзя. «Тяжёлый», бурчала медсестра из-за стола, не поднимая на них глаз. «Запрещено». «А мы посмотрим за ним», говорила Ветка. Кира кивала. «Нас же двое. Мы приглядим». «Не знаю ничего. Только с разрешения главврача. Решайте с ним».
Принесли обед. Вязкая каша пахла хлоркой. «Это запах чистоты», сказала медсестра Нина. У неё над столом висела тройная пластиковая иконка – Богородица, Иисус и Николай-чудотворец. Антон поковырял кашу и есть не стал. Рёбра у него выпирали даже из-под майки.
– Мы пойдём, Антон, – сказала Ветка, когда пришла Марина.
– Мы придём завтра, – сказала Кира. – До свиданья?
Антон молча залез под одеяло и повернулся к стене. Медсестра закрыла дверь.
По дороге домой Кира зашла в «Детский мир» и купила игрушку – маленький грузовик-фуру, мечту будущего дальнобойщика.
Дома опять стоял густой запах перегара. Отец пил уже год, с тех пор, как Серёжа погиб в мартовском наступлении, а с тех пор, как два месяца назад закрылся завод, где отец работал – пил почти каждый день. Он спал на диване в зале. Мать, придя с работы, снова будет ходить молчаливой тенью, а ближе к ночи, когда отец проснётся, они будут ругаться, и Кира из-за закрытой двери своей комнаты будет слушать злое рычание отца и визгливые вскрики мамы. А потом наступит давящая тишина.
Она подошла к дивану и поправила наполовину сползший с отца на пол плед. По небритой отцовской щеке тянулась тонкая нитка слюны.