Возвращение домой
Шрифт:
Почувствовав раскаяние, Китти коснулась его руки.
— Прости, Майлз. Ты, конечно, прав, нельзя бояться и мандражировать, как все авторы.
Мгновенно лицо Майлза прояснилось, он великодушно улыбнулся, прощая Китти.
— Да, конечно, не стоит. Эх ты, глупый гусенок. — Он сел рядом с ней, но тут же вскочил. Слишком возбужденный, не мог спокойно сидеть. — Я бы не прочь выпить чаю. Хочешь?
— Я бы кофе.
— Ух, — Майлз насмешливо изобразил дрожь. — Не знаю, как ты выносишь это отвратительное пойло, которое называешь кофе.
Китти печально смотрела ему вслед, а он уходил между рядами, небрежно засунув пальцы в задний карман джинсов. Майлз пребывал в эйфории. Обычное дело, когда все шло так, как хотел.
Китти вздохнула. Ей бы тоже очень хотелось разделить его настроение, но Майлзу легче, на нем не висит такая ответственность… И не душит чувство вины.
Она прикусила нижнюю губу, окинула взглядом театр, погруженный в темноту. Китти все еще не могла поверить: неужели она сделала это — профинансировала спектакль, взяв деньги под наследство, которое ей достанется от Эвелин?
Едва о состоянии здоровья мачехи стало известно публике, Китти без труда нашла кредитора. Ничего незаконного в этом не было. И потом — разве у нее был выбор? Не могла же она допустить высылки Майлза из страны? Конечно, не могла.
Закрыв глаза, Китти прижала кулак к животу, к тому месту, откуда поднималась тошнота. Но Боже мой, как же гнусно и отвратительно она себя чувствовала! Получается, что она извлекла пользу из смертельной болезни Эвелин. Не менее сильным было и беспокойство. Заем краткосрочный, через несколько месяцев после премьеры она должна расплатиться. Если Эвелин еще будет жива, Китти сможет вернуть долг только в случае успеха спектакля. Причем немедленного успеха.
— Эй, Китти, — окликнул ее из задних рядов Берни Льюис. — К телефону.
— Иду.
Китти обрадовалась подвернувшейся возможности убежать от тяжелых мыслей, поднялась из кресла и поспешила вверх по проходу.
Войдя в уютный офис менеджера сцены, ослепительно улыбнулась:
— Спасибо, Берни. Я недолго.
— Ничего страшного. Говори сколько надо, я все равно собирался устроить небольшой перерыв. — Он прошел мимо нее и исчез за дверью, едва девушка взялась за трубку.
— Алло?
— Китти? Это Эвелин. Как ты, дорогая?
Китти стиснула трубку.
— Прекрасно. Какой сюрприз. Я… не ожидала твоего звонка. Все в порядке?
— Могло быть и лучше. Поэтому я и звоню тебе. Есть кое-какие новости. Вот-вот должны подъехать Сара и Рурк, но я хотела рассказать тебе первой. Вчера была очередная проверка, и доктор Андервуд только что сообщил о результатах анализов. — Она сделала паузу, сердце Китти заколотилось вдвое скорее. — У меня ремиссия. В общем-то… ремиссия длится почти весь последний месяц, но мне хотелось в этом увериться, прежде чем говорить. Сейчас более или менее спокойный период. Разве не здорово?
Китти опустилась в крутящееся кресло Берни. Упершись локтями в стол, подперев голову одной рукой, девушка закрыла глаза.
— Да. — Прерывисто дыша, она добавила: — Да, это здорово.
Расположившись в шезлонге, Эвелин что-то писала в дневнике, когда Сара и Рурк вошли в длинную комнату на ранчо. Она взглянула на них, улыбнулась. Сара поразилась, насколько лучше выглядит сегодня Эвелин. Конечно, несколько месяцев болезни и курс химиотерапии здорово сказались на ней, она слишком худая, но глаза искрились, а кожа порозовела.
— Входите, я ждала вас с минуты на минуту. — Эвелин закрыла дневник и отложила в сторону. — У меня хорошие новости.
— Отлично, я бы хотел этим воспользоваться. — Рурк наклонился и поцеловал ее в лоб. — Как ты себя чувствуешь, красавица?
— Прекрасно. Ну просто прекрасно.
Энергичный голос Эвелин удивил Сару. Она села в кресло напротив нее, бессознательно протянула руки и взяла хрупкие пальцы Эвелин.
— Нашли донора, да? О, слава Богу.
Что-то мелькнуло в глазах Эвелин, когда она встретилась со страстным взглядом Сары. Она опустила глаза и посмотрела на соединенные руки. Сара почувствовала, как руки Эвелин дрожат. Потом еле заметно они напряглись.
Эвелин подняла глаза, они были влажными.
— Нет. Пока нет. Но спасибо за надежду.
Сара смущенно отвела взгляд и попыталась отпустить руки Эвелин, но руки матери сжались.
— И все-таки есть хорошая новость. Сегодня утром доктор Андервуд сообщил, что у меня ремиссия. Совершенно точно. Этого мы добивались несколько недель подряд.
— О, Эвелин, прекрасно! — Сара так обрадовалась, что забыла о смущении, которое испытывала всего несколько секунд назад, оно прошло, исчезло вместе с враждебностью. Она подалась вперед, импульсивно обняла Эвелин. — Я так счастлива за вас!
— Здорово, — сказал Рурк. — Действительно здорово.
— Да, да. Правда? — казалось, Эвелин тоже немного не в себе. Потом Сара увидела, как она расправила хрупкие плечи, вскинула подбородок и приняла привычную царственную осанку. Маска достоинства, надетая на лицо, скрыла все чувства. Эвелин снова была во всеоружии. — Спасибо, что разделили мою радость. Но вы проделали столь длинный путь не для разговоров о болезни. — Она откашлялась, потянулась к ручке и записной книжке, лежавшим на столике возле шезлонга. — У нас много работы. Давайте начнем.
Эвелин больше не хотела обсуждать ничего личного, Сара и Рурк это поняли и приняли. В наступившей тишине щелкнули замки кейсов.
— Ну, значит так, Сара. Ты позвонила мистеру Брэддоку, как я просила?
— Да. Я сослалась на кризис на одной из наших зарубежных фабрик и сумела выиграть немного времени. Не слишком много. Встреча с банкирами намечена через неделю.
— Какое у тебя впечатление от Брэддока? — поинтересовался Рурк. — Ты почувствовала его отношение и отношение других банкиров к нашим стройкам?