Возвращение герцога
Шрифт:
– Лорд и леди Клейтон… герцог Харлоу! – нараспев возвестил дворецкий.
Звучный, уверенный голос – и все же была, решительно была заминка, а потом особый акцент, когда дворецкий произнес его титул. Филипп стиснул зубы. Вдох – выдох…
Булавка, упавшая на паркетный пол, наделала бы шуму, как громовой разряд, в установившейся тишине. Болтовня стихла. Музыка оборвалась. Изумленные глаза всех, кто был в зале, устремились на стоявших в дверях женщину и двух мужчин.
Леди Кранберри, в темно-красном платье – цвета клюквы, в полном соответствии с фамилией, –
– Хиггинс, должно быть, вы ошиблись, не может быть… – Обернувшись, она взглянула на вошедших, и лицо ее вмиг сделалось мертвенно-бледным. – Ваша… ваша светлость…
Хозяйка бала схватилась унизанной перстнями рукой за горло, а Филипп, улыбнувшись, приветствовал ее кивком и нараспев произнес:
– Леди Кранберри…
Дама почти не изменилась с тех пор, как он в последний раз присутствовал на лондонском балу.
От изумления из ее уст вырвался то ли истерический смешок, то ли сдавленное рыдание, прежде чем она сумела произнести:
– Я понятия не имела… – Ей пришлось даже чуть потрясти головой, чтобы собраться с силами и продолжить: – Добро пожаловать, ваша светлость, добро пожаловать.
Присев в низком реверансе, бедная леди Кранберри, сама не своя от волнения, обернулась к собравшимся и громко произнесла, словно для того, чтобы все знали: она убедилась в этом собственными глазами:
– Итак, герцог Харлоу, Филипп Грейсон, прошу вас, проходите!
Все заговорили разом, сверля его глазами.
Вдох – выдох.
Филипп уверенно кивнул Клейтонам: знал, что друзья очень волнуются за него. Но ведь он этого и ожидал, поэтому подготовился. Хватит прятаться! Он должен отомстить за смерть брата.
Не успели они войти в бальный зал, как от группы гостей в центре отделилась молодая леди в платье цвета сапфира и бросилась им навстречу. Знакомая походка, так хорошо ему знакомые кудрявые темные волосы и темно-карие глаза. Филипп не сводил с нее глаз. Несомненно, она направлялась именно к нему. Вот оно, мгновение, которого он ждал и боялся почти год.
Остановившись перед ним, полными слез глазами она посмотрела ему в лицо. Но это еще не все. Не было сомнений: в ее глазах сверкнула вспышка гнева, и прекрасное лицо обратилось в каменную маску.
– Филипп? – произнесла она едва слышно, и в ее устах его имя прозвучало как обвинение.
Ее голос был для него как удар кинжала в грудь. Он не слышал его… сколько? Три года! Все это время он лишь получал от нее письма, да и те потом где-то затерялись… все, кроме одного, которое хранилось у самого сердца в тот миг, когда выстрел свалил его со спины Алабастера и отправил в небытие.
Она стала старше и очень похудела. Печаль проложила едва заметные морщинки в уголках глаз. Ему было физически больно смотреть на нее. Она была так красива!
За эти три года он не раз мечтал о том, как они встретятся, но и вообразить себе не мог… Жаль, что так получилось. Как жаль…
Софи судорожно вздохнула. Филипп – мужчина, которого она так долго любила и которого считала погибшим почти весь прошлый год, – стоял перед ней: живой и даже здоровый.
Она сдерживалась изо всех сил – слезы, которые могли хлынуть в любой момент, жгли глаза.
– Это и в самом деле вы, – проговорила Софи.
С такого расстояния ей можно было рассмотреть каждую черточку его лица, знакомый изумрудный цвет глаз и крошечный шрам под губой, а еще почувствовать его запах: аромат мыла и сандала, отсылавший память совсем в другое время и в другое место. Казалось, это было сто лет назад.
А в следующее мгновение за ее спиной раздался невообразимый грохот. Софи подскочила и резко обернулась – как раз чтобы увидеть, как рухнул к ногам лакея тяжелый серебряный поднос, уставленный бокалами с шампанским. Сие возмутительное происшествие, казалось, заставило время остановиться. Когда Софи снова перевела взгляд на Филиппа, он показался ей незнакомцем, совершенно незрячим.
– Филипп? – Она опять произнесла его имя, вложив в интонацию всю боль и гнев, который бушевал в ее сердце. Ей хотелось дотронуться до него, ударить, встряхнуть…
Он не удостоил ее даже мимолетным взглядом. На лбу выступили бисеринки пота. Филипп продолжал упорно смотреть в дальний угол бального зала как загипнотизированный. Хорошенькая молодая женщина – леди Клейтон, кажется? – легонько коснулась его плеча.
– Все хорошо, Филипп.
Софи стиснула зубы. Все хорошо, значит? Неужели Филиппа так взволновало присутствие Софи, а леди Клейтон пыталась его успокоить? Она еще раз взглянула ему в лицо. Нет, он по-прежнему смотрел не на нее. Ужас ледяной рукой сжал ей сердце. Вот, значит, как? Филипп намерен ее игнорировать? Да будет так. Он оставил ее: все эти месяцы позволял думать, что его нет в живых, а теперь смотрел сквозь нее, и явно не на стену.
У Софи так и чесалась рука: залепить бы ему пощечину, или сделать еще что-нибудь непотребное, чтобы он пробудился от своей апатии. Но нет. Она не станет устраивать сцен или уподобляться оскорбленной деревенщине. Она выше этого. Она уже потеряла его однажды и сумела пережить потерю. Справится и теперь.
Собрав волю в кулак, Софи набрала полную грудь воздуха, расправила плечи, резко развернулась на каблуках, вздернула подбородок и пошла прочь. Если Филиппу Грейсону угодно игнорировать ее, делать вид, что она ничего для него не значит… что ж – она будет делать то же самое!
Глава 2
Софи ушла, но не вернулась к мачехе и остальной компании, а поискала взглядом Хью. Интересно, однако, почему Филипп приехал на бал в сопровождении лорда и леди Клейтон?
Решительным шагом Софи покинула бальный зал и по коридору направилась в дамскую комнату – к счастью, там никого не было. Она явно перенервничала: все тело сотрясала дрожь, желудок оказался где-то у горла – похоже, ее сейчас стошнит!
Ничто не предвещало этого кошмара, который был как удар в солнечное сплетение, когда она подняла голову и вместо Хью увидела Филиппа собственной персоной. Его ни с кем не спутаешь: высокий, с копной блестящих светлых волос и ярко-зелеными глазами. Этого мужчину она любила многие годы, а последние одиннадцать месяцев считала погибшим! В первую минуту, когда увидела его, она не знала, чего ей хочется больше: надавать ему пощечин или, напротив, сжать в объятиях. Ни то ни другое она не могла себе позволить.