Возвращение из мрака
Шрифт:
На берегу остановились, здесь их никто не мог слышать.
– Меня зовут Антон Иванович, – назвался пришелец. – А тебя?
– Сергей Юрьевич.
– Что ж, тебе виднее… Прокатимся вон к тому островку?
Камил оглянулся на дом. Иван Михайлович скрылся в глубине кабинета, но наверняка продолжает наблюдать. Миша поднялся с табуретки, к которой прилип с утра, и знаками спрашивал, не требуется ли помощь? Дядя Гриша угрюмо уставился в тарелку. Галина Андреевна с утра не вышла на работу. Камил оставил ее спящей в ее собственной кровати, в однокомнатной халупе, которую она снимала аж в подмосковном поселке Демидовка. Далековато, зато экономно – пятьдесят баксов в месяц. Незадачливая беженка проспит еще часов десять: в последнюю, предутреннюю рюмку портвейна Камил намешал солидную дозу снотворного.
– Иван Михалыч может не понять, – засомневался Камил. – Как это я все брошу и уплыву.
– Он поймет, – уверил гость с приятной улыбкой.
– Ну если так… Желание клиента всегда закон. Камил взялся за весла, Антон Иванович с удобством расположился на корме. Задымил сигаретой. Любовался утренним пейзажем. И было на что любоваться. Москва рядом – во всем ее шумом, суетой и безумием, а тут, как в космическом провале – водная гладь, тишина и запахи леса. Перед островком Камил разогнал лодку, чтобы проскочить довольно большой отрезок тины и водорослей, из-за которых сюда редко наведывались пловцы, хотя сам островок – крохотная березовая рощица, кусты боярышника и жимолости, укромная полянка в центре – представлял собой прекрасное место для интимного отдыха. Один шаг в чащобу – и заросли надежно укроют от любопытных глаз. Камил здесь очутился впервые, а его спутник, похоже, нет.
Уверенно провел по узкой тропке, через крапивные джунгли, на поляну, где все же чувствовалось присутствие человека – повсюду порожние бутылки, смятые сигаретные пачки, окурки, а на кустах, на веточках чьей-то озорной рукой развешаны, как елочные украшения, использованные презервативы. И чурбачки вкруг пепелища от костра расставлены так уютно, что не захочешь, а присядешь.
– Садись, Сережа-джан, – пригласил мужчина таким тоном, будто привел в собственную гостиную. – В ногах правды нет. Потолкуем немного.
Камил последовал его примеру, опустился на бревнышко. Мужчина достал пачку «Явы», протянул ему.
– Не курю, – улыбнулся Камил. – О чем толковать, Антон Иванович?
– О чем – неважно, – ответил тот. – Важно, с каким настроением. Ты ведь догадался, кто я такой?
– А кто вы такой?
Сидоркин прикурил от двухрублевой зажигалки, укоризненно покачал головой.
– Значит, не совсем вник… Все, Саша, твоя игра в диверсантов закончена. Она и так слишком долго тянулась. И вот здесь, на этой полянке, где нас никто не видит, мы должны вместе решить, что делать дальше. В зависимости от того, что решим, у тебя может появиться шанс выпутаться. Усекаешь?
– Из чего выпутаться, Антон Иванович?
– Медленно соображаешь, – удивился Сидоркин. – Ты влип, Саша. По уши сидишь в дерьме. Неужели не понял?
– Что я должен понять? В каком дерьме? Кажитесь трезвым, Антон Иванович, а говорите такие чудные вещи…
– Хорошо, – собеседник казался слегка обескураженным. – Объясняю для тугоумных. Я все это затеял на свой страх и риск. Если начальство узнает, мне тоже не поздоровится. Мы сейчас должны разговаривать не здесь, а в уютном кабинете с зарешеченным окошком. Материалов на тебя, Саша, гора и маленькая тележка. Вполне хватит на пожизненное. Хотя, полагаю, тебе не придется слишком долго сидеть. Твои лихие наставники этого не допустят. С такой информацией, какой ты, Саша, владеешь, в тюрьме обычно не задерживаются. Сердечный приступ или самоубийство – да мало ли… Но мне почему-то захотелось поговорить с тобой на воле, на свежем воздухе. Как думаешь, почему?
Камил нагнулся, чтобы затянуть потуже шнурок на кроссовке, и в ту же секунду дуло «Макарова» уставилось ему в грудь.
– Не шали, Саша, не надо. Я же предупредил, что нарушил инструкции. Мне терять нечего. Попытка к бегству – слыхал про такое?
Камилу сделалось смешно. Этот человек не вызывал у него раздражения. Ишь какой шустрый. Только что безмятежно дымил сигаретой – и уже с пушкой, снятой с предохранителя. Но блефует бездарно, в расчете на понос. Значит, ничего толком не знает.
– Что это у вас, Антон Иванович? – полюбопытствовал. – Никак пистолетик? Но чем же я так провинился перед вами?
Сидоркин увяз в простодушном взгляде и вдруг почувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Как будто мозг заволокло серой пеленой – и все как-то смазалось. Попробовал встрепенуться – и не смог. Пушка дрогнула в руке и опустилась дулом в землю. Движение произошло помимо его воли. Сознавал лишь одно: разговор складывался не просто бестолковый, а издевательский, и инициативой владел отнюдь не он.
– Допустим, Антон Иванович, – улыбаясь, продолжал Камил, – что вы правы. Допустим, вы встретили человека, который собирается совершить что-то противозаконное, и этот человек – я. Что же из этого следует?
– Гипноз, – с облегчением догадался Сидоркин. – Первая степень внушения. Подлая штучка, милейший. И тоже запрещена законом.
– Мы же не в суде, а на острове, – лукаво прищурился парень. – И пистолет у вас, не у меня. Какая же тут подлость? С чьей стороны подлость?
Сидоркину было стыдно, что пропустил первый удар, позволил внедриться в сознание, хотя Петрозванов предупредил, что объект владеет приемами гипнотического воздействия. Понадобилось колоссальное напряжение, чтобы выйти из транса, и хотя он с этим справился, на душе остался горький осадок. Возможно, впервые в жизни ощутил, что значит очутиться в полной чужой власти. Не прибавляла оптимизма мысль, что вернул себе ясность зрения лишь потому, что парень не мешал, позволил.
– Чуть не сломался, – признался чистосердечно. – Как ты это делаешь, Саша? По методике Кума Боярова?
– Не знаю никакого Боярова, – развеселился Камил. – Просто вы зазевались, а зевать не надо, коли уж на охоте… из какой вы конторы? ФСБ? ГРУ? Или из-за бугра?
– Шутишь, Саша?
– Нет, не шучу. Придется рассказать все подробно. Откуда вы, какое задание. Что вам известно. Короче, все. Иначе разговора не будет.
– А если скажу, что твои условия мне не подходят?
– Увы, Антон Иванович. Останетесь здесь. Сидоркин ему поверил. Поверил легко и охотно, как верил обещаниям Надин, сулившей вечную благодать, но только при условии, если не будет ее обижать. Конечно, если они не сговорятся, кто-то из них останется на острове, и, скорее всего это будет именно он, элитник, Клещ. В трезвой оценке ситуации не находил ничего для себя унизительного. Трудно обижаться на дождь, который промочит до костей, как глупо биться лбом в железную стену. Сидоркин был живым человеком и знал, что такое страх, но то, что испытывал сейчас, глядя в веселые, какие-то переливчатые глаза… зомби? маньяка? – не было страхом. Скорее это можно назвать внезапно нахлынувшей душевной вязкостью, не поддающейся анализу. Если сравнивать, бывают такие сны, когда подступает гибельная слабость, окружают чудовища, кто-то гонится за тобой с удавкой и топором, а ты не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой, не можешь сдвинуться с места. И рождается чувство ужасной обреченности, которая отвратительнее смерти. Сидоркин мог поднять руку и выстрелить, но оба знали, что он этого не сделает. Это противоречило опыту всей его предыдущей жизни. Не его сейчас ход, вот и все. Его ход следующий. Он разжал пальцы – и пистолет упал на траву.
– Ладно, согласен, – сказал он. – Я из особого подразделения контрразведки, и меня послали, чтобы остановить тебя. Не сомневайся, если у меня не получится, это сделают другие. Против государственной машины у тебя никаких шансов. Но зачем доводить до крайности. Ты же русский парень, тебе всего восемнадцать лет, хотя по виду этого не скажешь. Зачем тебе умирать? Ради какой цели?
– Я – зомби, – усмехнулся Камил. – Разве вам не сказали? У зомби нет цели кроме той, которая заложена в него программой. Никакие моральные или шкурные соображения не имеют значения. Зомби – только оболочка человека… Вчерашний парень тоже ваш?