Возвращение из мрака
Шрифт:
– Да, понимаю, – сказал я.
– Владимир Михайлович, через двадцать минут за вами заедет молодая дама. Ее зовут Надин. Вы готовы?
Я отнюдь не был готов, но ответил утвердительно. Спросил:
– А Светлана Анатольевна?..
– Вы ее прихватите по дороге. Поезд через полтора часа, с Казанского вокзала. Выйдете, пожалуйста, на улицу через двадцать минут.
– У меня два чемодана, – ляпнул я неизвестно зачем.
– Вот и хорошо. Ни о чем не беспокойтесь, Владимир Михайлович. Все предусмотрено.
– А куда?..
– Надин объяснит, и отдаст вам билеты. Счастливого путешествия, Владимир Михайлович.
Я вышел из дома минута в минуту, присел возле подъезда на лавочку, но не успел прикурить. Молодая женщина в коротком светлом плаще вышла из-под арки и приблизилась ко мне.
– Здравствуйте, Владимир Михайлович, я – Надин. Поехали?
В том состоянии, в каком я находился, мне было наплевать на ее внешность, но невольно я отметил, что женщина прелестна. Поспешно поднялся и пошел за ней, отказавшись от любезного предложения помочь нести чемодан. Уселись в черный «Форд», Надин включила зажигание – и машина плавно тронулась с места. Я едва успел окинуть прощальным взглядом знакомый пейзаж, сердце жалобно защемило. Доведется ли сюда вернуться?
По дороге выяснил, что нам со Светланой предстоит сесть в поезд «Москва-Ижевск», а от Ижевска на перекладных добираться до поселка Малые Юрки. Там нас ждут по определенному адресу. Я спросил, кто нас ждет, горемычных.
– О-о, – ответила Надин. – У вас будет собственный маленький домик. Там чудесные места, вам понравится. За хозяйством первое время присмотрит соседка, ее зовут Дарья Степановна.
На светофоре она достала из бардачка плотный бумажный пакет и передала мне.
– Вот, Владимир Михайлович, здесь я все подробно написала, как ехать, к кому обратиться. Там же билеты и деньги.
– Деньги? Что за деньги?
– Не знаю. Пять тысяч долларов. Мне просто велено передать. Вас что-то смущает?
Меня ничего не смущало, правда, несколько вопросов вертелись на языке, но задавать их было бесполезно. И все же от одного не удержался:
– Давно видели Сашу, Надин?
– Какого Сашу?
Притворилась или нет – поди догадайся.
– Нет, ничего, извините…
Женщина почувствовала мое настроение и попыталась как-то успокоить.
– Владимир Михайлович, меня не посвящали в подробности, – прервалась, ловко обойдя заблудившийся в ночной Москве грузовик, – но я знаю Антона Ивановича. Если он за что-то берется, обыкновенно все кончается хорошо. Он очень умный и осторожный человек.
За этими словами, безусловно, стояло что-то личное, и я охотно продолжил бы тему: Антон Иванович, как возможный друг или соратник (?) Вишенки, меня, конечно, интересовал, но не успел. Уже приехали к Светиному дому на Кутузовском проспекте. Во дворе было мрачно, как в гигантском черном колодце. В престижном домине, где жили в основном теперь только новые русские, как правило, южного происхождения, каждый подъезд был снабжен новейшими системами сигнализации и телеобъективами. Вдобавок к технической защите драгоценные жизни новой московской буржуазии оберегали множество охранников, набранных большей частью из спецподразделений милиции и ФСБ, говорят, чином не ниже майоров, но все эти дорогие меры предосторожности, как известно, не давали гарантий полной безопасности. По телевизору почти каждый день передавали сообщения о заказных убийствах, ставших обыденкой. Давно кануло в Лету время, когда журналисты каждый свежий труп смаковали и обсасывали в течение двух-трех вечеров. Мелких и средних предпринимателей теперь вообще не считали, а если рубили кого-нибудь из крупняка, об этом говорилось вскользь и без особых подробностей, как о рутинном, малозначительном событии. Между бесконечными рекламными роликами, обретшими гармоничную форму ритмичного долбления по мозжечку, телевидение предпочитало развлекать и баловать обывателя картинами массовых катастроф, когда человеческое горе выплескивалось из сотен глоток, – наводнениями, землетрясениями, пожарами, эпидемиями холеры и чумы, крушениями самолетов, вперемежку с показом пышных презентаций и праздников, устраиваемых нуворишами по любому поводу. Единственное, что оставалось на экране неизменным, так это одухотворенные лики Немцова, Хакамады и Жириновского, которые каждый на свой лад растолковывали дегенеративным россиянам, что, несмотря на временные неурядицы, все идет к лучшему в этом лучшем из миров. Еще для смеху иногда выпускали на экран кого-нибудь из лидеров так называемой оппозиции, которые по старинке пугали мирных поселян антинародным курсом правительства.
Машину оставили на улице, едва зашли во двор, я забеспокоился.
– Как бы нас здесь не подследили? – проговорил почему-то шепотом.
– Нет, Владимир Михайлович, не под следят, – засмеялась Надин. – Антоша подстраховал.
Я не стал ничего уточнять, да и некогда опять было. Света возникла из темноты тоже с двумя чемоданами, будто мы сговорились, но еще с огромным то ли рюкзаком, то ли баулом на спине.
– Ты как верблюд, – пробурчал я недовольно. – Недолго и напугать.
Света не ответила. Надин перехватила у нее один чемодан, второй взял я – и мы гуськом потащились к машине. Только когда отъехали от дома, Светлана обрела дар речи.
– Ух, какая спешка, – сказала капризно. – Еле успела собраться.
– Надо было еще мебелишку прихватить, – гнул я свое.
– Не зуди, – шаловливо ухватила меня двумя пальчиками за подбородок, и я уловил теплый запах спиртного. – Вечно ты всем недоволен… Вас зовут Надин, правильно?
Надин подняла глаза к зеркальцу, мельком взглянула на нас, на двоих голубков.
– Правильно, Светлана Анатольевна.
– Надин, вы даже не представляете, как я рада. Сто лет никуда не выбиралась, а тут такой случай. Путешествие в глубину России. Как у Радищева. Говорят, там теперь электричества нет, все сидят по вечерам при лучинах, все как встарь. Вот весело будет, да, родной?
Я попытался вспомнить, какой она бывает пьяной, случаются ли у нее истерики, но не припомнил.
– Насчет электричества не знаю, – вежливо отозвалась Надин. – Но места там чудесные, я уже сказала вашему мужу. Живописнее, чем в Швейцарии.
– Вы бывали в Швейцарии?
– Где я только не бывала, – с непонятной горечью молвила Надин. – Пока не поняла, что лучше всего дома.
– Нет, не согласна, – возразила моя-то жена-то. – По мне – так и летала бы по свету из края в край, да жаль, крылышки подрезали.
Я дернул ее за рукав дорожной куртки, и Светлана, подозрительно хлюпнув носом, затихла.
До вокзала добрались благополучно, Надин проводила нас к поезду и вошла с нами в двухместное купе.
– Давайте присядем, – предложила, когда разобрались с поклажей, – успокоимся и подумаем, не забыли ли чего? Главное, документы, деньги. Светлана Анатольевна?
– Все в порядке… Мы не дети, милочка, – ответила бывшая женушка сухо и почти враждебно. Хмельной запал выветрился в машине.
– А у вас, Владимир Михайлович? Какие-нибудь просьбы, пожелания?
Если она над нами подшучивала, то забавно и беззлобно.
– Что вы, Надин, какие пожелания? В нашем-то положении. Как говорится, не до жиру, быть бы живу.
– Все будет хорошо, – еще раз уверила женщина – и попрощалась с нами. Потом махала нам с платформы, когда поезд тронулся, и шла по перрону, провожая, как родственница или давний друг. Не знаю, как Света, а я внезапно ощутил еще одну маленькую утрату.
Вскоре к нам зашла проводница, полусонная тетка в строгой черной униформе с белым отложным воротничком, как у школьницы, забрала билеты и поинтересовалась, не желаем ли чаю.