Возвращение к лисьей норе
Шрифт:
В этот момент на них упал яркий свет автомобильных фар. От шоссе к мосту повернула черная «Татра-613» с задернутыми шторками на окнах, незаметная, точно привидение, высветила сцену, похожую, вероятно, на кадр из американского детективного фильма, и остановилась.
— Что происходит? — спросил кто-то с заднего сиденья. И вдруг тот же голос воскликнул изумленно: — Что ты тут делаешь, Гонза? Ничего себе сюрприз! Садись в машину. Будь моим гостем.
Парень из охраны ошеломленно смотрел, как Земан подошел к автомобилю и уселся рядом с человеком на заднем сиденье. Хлопнули дверцы, и машина скрылась во тьме.
Это был друг юности Земана, Лойза Бартик, ныне заместитель
7
Болтливый попутчик продолжал развивать свои взгляды на жизнь, время и общество. Земан молчал. То и дело хотелось возразить против некоторых выводов и заключений старика, но контраргументов не было.
— Господи боже, что с нами происходит, что с нами случилось? Прежде я бы этого старика классовым врагом посчитал со всеми вытекающими последствиями. А сегодня вынужден признать, что кое в чем он прав. Ведь о том же говорят и рабочие на заводах и фабриках и в газетах пишут. Где же правда?
Земан все чаще вспоминал свою первую стычку с Петром. Накануне позвонил Житный.
— Послушай, Гонза, твоего зятя мои люди видели с Павлом Данешем в кафе «Славия». Возможно, это случайность? Мы верим тебе, твоей семье. Но все-таки ты поговори с ним, объясни, что он должен быть разборчивее в своих связях. Я понимаю, зять Яна Земана вряд ли может быть диссидентом, однако…
После этого предупреждения Земан решился поговорить с Петром.
— Ты что, с ума сошел? — кричал он на зятя. — Забыл, кто такой Павел Данеш?!
Иванек, тогда еще совсем кроха, испугался и заплакал — он не привык к ссорам в доме. Лидушка, выхватив сына из кроватки, прижала его к себе.
— Да перестаньте вы, ради бога! Подумайте о ребенке.
Но они, словно два разъяренных петуха, не слышали.
Поэт Павел Данеш был давним противником Земана. Впервые они столкнулись в шестьдесят седьмом при расследовании обстоятельств вооруженного покушения на певицу в ресторане «Поэтический». А потом снова и снова — в шестьдесят восьмом, в семидесятые годы. Земану приходилось держать себя в руках, чтобы не выказать такую же ненависть, какую проявлял к нему Данеш.
— Ну и что? Что случилось? — раздраженно допытывался Петр. — Мы знакомы с юности. И что же, теперь я не могу подать ему руки при встрече? Это что, преступление — иметь собственное мнение, не гнуть спину, как вы все?
— Разве ты не понимаешь, что это враг? Не знаешь, какой у него характер? Забыл, как он украл когда-то твои стихи и пытался выдать их за свои?
Петр отмахнулся.
— Издержки молодости, все давно быльем поросло. Сегодня он совсем другой человек. И сегодня он прав.
Земан не предполагал, что, напомнив о стихах, совершит психологическую ошибку. Петр стеснялся увлечения поэзией и не хотел, чтобы об этом кто-нибудь вспоминал. Из сентиментального мальчишки он сделался типичным технарем и прагматиком. Поэтому и сейчас не отступил ни на шаг, упомянув о правоте Павла Данеша. Знал, что этим выведет тестя из равновесия.
— Что?! Что ты сказал? — заорал Земан.
Казалось, он ударит Петра.
— Разве вы не знаете, папаша, какой компании вы дали власть в руки? — бросил ему тот в лицо. — Это же горстка ничтожеств. Большинство ваших вышестоящих ничего общего не имеют с идеалами, за которые вы готовы были жизни отдать. Мещане, глупцы, предатели, воры, спесивцы, спутавшие социализм с феодализмом. Ну, например, наш заместитель. Секретарша у него в услужении, бегает за покупками, прислуживает и после работы, выполняя указания его мадам. Шофер — господский кучер, который обязан возить
— Ты, конечно, прав, — перебил Земан. — С мещанством нужно постоянно бороться, мы всегда именно так и поступали. Но все, что ты здесь говорил, не означает, что ты должен быть заодно с Данешем. Связаться с ними — значит быть…
— Быть против вас, — закончил Петр. — Да, против вас, жандармов, потому что именно вы эту верхушку защищаете, вопреки воле целого народа.
У Земана потемнело в глазах. Что этот сосунок себе позволяет? Что он пережил и что может знать, как может судить? Сколько прекрасных, честных людей жизни свои отдали, чтобы он жил так, как живет. Коммунисты, соратники Земана, которых пытали и убивали в гестаповских тюрьмах и концлагерях; сельские активисты, погибшие во время коллективизации, как Карел Мутл из Планице; Лида — первая жена Земана, которую застрелил американский агент; Калина, умерший в шестьдесят восьмом, затравленный, брошенный всеми. Да и сам он, Земан, что он видел, кроме тяжелого, изнуряющего труда? Всю жизнь стоял на страже закона и порядка, защищая покой таких, как Петр. И он позволил себе над этим издеваться, оплевывать все, что для Земана свято. В горле пересохло, от волнения он не мог вымолвить ни слова. Только через несколько минут процедил сквозь зубы:
— Мерзавец! Мне стыдно, что ты — член моей семьи. Ноги моей больше не будет в этом доме.
И ушел, хлопнув дверью.
Возможно, и эта стычка приблизила конец неудачной Лидушкиной семейной жизни. После ухода Земана она крепко поругалась с мужем, впервые в жизни возражала, даже кричала на Петра.
И вот теперь сосед по купе излагал практически то же самое, о чем говорил когда-то Петр. Земану совершенно не хотелось вступать в спор. И все же он возразил:
— Люди всюду разные, хорошие и плохие. Но, смею вас заверить, в органах плохих всегда было меньше, чем где бы то ни было. Нигде я не видел столько честных и самоотверженных людей, как в Корпусе национальной безопасности.
Попутчик пришел в замешательство:
— Вы что, полицейский?
— Криминалист. Бывший. Не пугайтесь, я уже на пенсии.
8
Полукруглое подворье замка, погруженное во тьму, казалось пустынным и безлюдным. Посередине желтел прошлогодний газон с тремя древними, могучими дубами. Их ветви, словно скрюченные ревматические пальцы, служили насестом для ночного отдыха воронам и галкам, которые днем предпочитали башни костела.
Оказалось, замок обитаем. На втором этаже светились несколько окон, бросая полоски света на островки пожелтевшей травы. На фасаде пронзительно алым и золотым сиянием выделялся вход, открывавшийся под каменной балюстрадой как кровожадная звериная пасть.
«Татра» объехала газон, словно совершив круг почета, и плавно затормозила. Навстречу выбежал мужчина в безупречно сидящем на нем коричневом костюме, белоснежной сорочке и со вкусом подобранном галстуке. Распахнув дверцу автомобиля, он почтительно поклонился.
— Приветствую вас, товарищ зампред.
Выйдя из автомобиля, Бартик кивнул Земану, приглашая следовать за ним.
— Сын приехал? — спросил он у мужчины, который, вероятнее всего, был управляющим замка.
— Все уже собрались, товарищ зампред. Ожидали только вас.