Возвращение к любви
Шрифт:
— Это как называется, парень?! — неожиданно загремел голос генерального директора, покрывая весь шум. Лицо Максима покраснело от гнева.
— А вы, товарищ, такого еще не видели? — засмеялся шофер. — Это зовется кирпичами.
Невесть откуда появился еще один молодчик, в дубленке, без шапки, с сигаретой в руке.
— С кем имею честь? — молодой человек глядел на Могу свысока, словно спрашивая: «А ну, поглядим, по какому праву ты лезешь в наши дела».
— Это Максим Дмитриевич Мога, — представил его Станчу. — Новый генеральный директор агропромышленного объединения.
— Илие
— Инженер-строитель? — пронзил его взглядом Мога. — И допускаете такое издевательство? — показал он груды битого кирпича. — Такую бесхозяйственность?
— А почему вы сами не стали разгружать самосвал, товарищи? — насмешливо ухмыльнулся инженер. — У меня для этого нет людей! — Он поднялся в кабину грузовика, и машина рванула с места.
— Черт с ним, Максим, — пытался успокоить его Войку. — Эти ребята — из передвижной механизированной колонны; с ними надо поосторожнее, иначе соберут манатки — и ищи их свищи! Мало ли других строек, где ждут их не дождутся!
— Разве дело только в этих кирпичах? — Максим еще кипел от негодования. «Завтра на бюро попрошу обсудить этот возмутительный случай», — решил он про себя.
…Зато виноградники были в порядке, что позволило Станчу заметить:
— Вот видите, в своем деле Элеонора — отличная хозяйка. Поехали дальше. Костя, в Варатик!
Они проехали еще километров семь по дороге, змеившейся вдоль озера, с берегами, поросшими ивами и кустарником. Прилегающие поля, по-видимому, орошались: тут и там виднелись дождевальные установки, выглядевшие забытыми, брошенными как попало. Мога проводил их долгим взглядом. Потом дорога свернула, оставив слева большой, наполовину вспаханный сад, поднялась на длинный, пологий холм, после чего вступила в царство виноградников. Между казавшимися нескончаемыми рядами кустов тут и там виднелись группы рабочих, занятых подвязкой лозы. Станчу приказал шоферу остановиться возле человека, трудившегося ближе к дороге, и спросил, не знает ли он, где же их директор.
— Знаю, как не знать! — ответил рабочий, не скрывая любопытства: никак, бог послал комиссию? — Недавно здесь проезжал, а теперь, должно быть, уже в селе. Макар Митрич полдничает завсегда дома.
— Макар Митрич? — переспросил Мога; это имя показалось ему знакомым.
— Макар Сэрэяну. Не помнишь? — поспешил на помощь Войку. — Был такой у нас парнишка, совсем заморыш, но живой — огонь; по-нашему — Мэкэрел, комсомольский вожак в Варатике. Как-то на бюро мы дали ему строгача — за то, что его мать была кумой на крестинах у соседей, с которыми состояла в родстве. Теперь он директор. Институт окончил с отличием, награжден орденом Трудового Красного Знамени. Отец троих детей, один сын женат, Макар — уже дедушка. Вес его — девяносто килограммов…
— …Отца его, Митраке Сэрэяну, фашисты расстреляли в первые дни оккупации за хранение оружия и связь с партизанами. Старший брат, мобилизованный в сорок первом, всю войну сражался на фронте, брал Берлин и после Победы был председателем сельсовета. Как видишь, я тоже не все еще забыл, — с улыбкой добавил Мога. — И, если не ошибаюсь, их род восходит к армянам,
— В таких вопросах лучше разбирается Рэдукану, — ответил Войку. — Уж он-то изучил историю нашего райского уголка с древнейших времен.
— Вот бы повидать и его! — воскликнул Мога. Смутное беспокойство, подобное отдаленному сигналу тревоги, коснулось вдруг сердца. Из всех здешних друзей только Рэдукану давно не встречался Максиму. Работал он учителем истории в Зоренах. Год назад Мога узнал из газет, что Рэдукану присвоено звание заслуженного учителя, и послал ему поздравительную телеграмму.
— Рэдукану — в Пояне. Лежит в больнице, — сообщил Войку. — Перенес операцию на желудке. Состояние удовлетворительное, так что мы сможем побывать у него сегодня же вечером.
Виктор Станчу повез их прямо к дому Макара. Сэрэяну выглядел в точном соответствии с описанием Драгомира Войку — среднего роста, плечистый и плотный, с могучим торсом и сильно выдавшимся вперед животом — он никогда не застегивал пиджак, стараясь хоть этим сгладить округлость фигуры. Узнав Могу, Сэрэяну растерялся и едва осмелился протянуть ему руку. Было видно, как ему неприятно, что директор застал его дома, когда работа была в разгаре.
— Здорово, Макар! — улыбнулся Мога, видя его смущение.
Сэрэяну обрел наконец голос:
— Добро пожаловать, Максим Дмитриевич. — Он зарделся, как маков цвет, начал торопливо закуривать сигарету, сделал несколько затяжек, после чего, словно школьник, застигнутый учителем, спрятал руку с сигаретой за спину.
Они стояли на улице вчетвером. Из-за спины Макара Сэрэяну лениво поднималась струйка дыма. Мога следил за тем, как она пытается образовать вокруг головы Макара подобие нимба, но подул легкий ветерок, и нимб распался. Максим невольно подумал о встреченном в тот день молодом строителе, наглом и безответственном. Уж его-то он непременно разыщет! Вспомнились также поля вокруг озера, и он спросил:
— Кому принадлежит орошаемый участок возле водоема?
Макар обронил сигарету, упавшую у самого каблука его сапога, яростно растоптал ее и лишь затем ответил:
— Это наш. Оросительные установки устарели, этой весной надеемся заменить их новыми. — Макар говорил словно через силу, неизменно ощущая тяжелый взгляд Моги.
— У вас большой сад?
— Двести гектаров. Самый крупный в районе, — несколько оживился Макар.
Но Мога тут же вернул его к прежнему состоянию:
— Зато не очень-то ухоженный. Деревья до сих пор не обрезаны.
— Не успеваем, Максим Дмитриевич, поверьте! — Макар прижал руку к груди. — Скоро наведем порядок, честное слово!
— Прошу прощения, мне надо на минутку отлучиться, — заявил вдруг Виктор Станчу. — Надо позвонить. Можно от вас, Макар Митрич?
— Да, да, прошу! — Сэрэяну заторопился в дом, сопровождаемый Станчу.
«Кому понадобилось вдруг звонить?» — подумал Мога. Но внезапно острая боль пронзила ему сердце, заставив схватиться за грудь.
Войку забрался в машину, оставив дверцу открытой, чтобы вышел табачный дым, и ничего не заметил.