Возвращение Кристель. Книга 1
Шрифт:
"Ты не ошибся во мне, Эрик. Я действительно хороша. Настолько хороша, что даже переиграла тебя", - подумала Кристель, забирая из окошка выдачи новую чашку горячего эспрессо.
Кристель. Прошлое.
У нее изначально не было шансов выжить. Когда ее с тремя ранами в грудь и плечо нашли лежащую в снегу на "Обреченном" военные, прочесывающие Роки-Маунтин, то сочли трупом и засунули в пластиковый мешок. Один из солдат, сопровождающих "груз 200", чуть не выбросился из вертолета, услышав в одном из мешком слабое движение и стон. "Не довезем до больницы!" - ахнули сержант и двое рядовых медицинского отряда, увидев простреленную в двух местах грудь, раздробленную ключицу и обмороженную правую сторону тела молодой женщины. Лицо, бок и живот Кристель после трех часов в снегу побелели, а губы и веки приобрели стойкий голубоватый цвет. По дороге в больницу у девушки дважды останавливалось сердце.
Ее довезли до больницы. "Она не выдержит операции!
– схватились за голову врачи.
– Слишком большая кровопотеря и сильное переохлаждение!".
Она выжила после операции, когда ей в течение 9 часов ювелирно сшивали поврежденные органы, по кусочкам собирали ключицу и вливали почти 4 фунта донорской крови.
"Все равно не выберется, - пессимистично говорил один из врачей в реанимации, когда девушку привезли из операционной.
– У любого организма есть предел, а она свои ресурсы исчерпала еще там, в горах. То, что она до сих пор жива - чудо. Или не протянет и суток, или очнется лет через пять "овощем" или младенцем, и не факт, что восстановится!".
Когда обследование показало, что лежащая в коме, израненная и обмороженная, женщина беременна, у врачей возникла бурная дискуссия. Один настаивал на немедленном прерывании беременности, иначе плод вытянет из матери остатки жизненной силы, возникнут необратимые патологии, и оба погибнут. Его коллега возражал: может, наоборот именно беременность является тем фактором, который поддерживает жизнь девушки. И предложил проследить за дальнейшим ее развитием.
Кристель вышла из комы на следующий день после операции - кесарева сечения. Когда у пациентки начались роды, девушку срочно отправили в операционную, чтобы снизить риск.
Родился мальчик, крепкий, здоровый, без каких-либо патологий. Кристель очнулась в полном рассудке, не утратив никаких навыков, сохранив память, но очень слабая. Поэтому ребенка кормили искусственно и к матери приносили на несколько минут три раза в день. Когда девушку спросили, хочет ли она дать имя сыну, она в полусне прошептала "Эрик". Никто не понял, хотела ли она так назвать мальчика, а может просто вспомнила какого-то своего знакомого или просто была в полусонном состоянии, вызванном обезболивающими лекарствами. Но в метрике новорожденного записали: "Эрик Пинкстон".
На самом деле в эту минуту Кристель думала о том, что еще перед вылетом хотела сказать Эрику Куолену, своему командиру и мужчине, которого любила уже три года, что у них будет ребенок. Она собиралась на свою долю выручки купить домик где-нибудь на тропическом островке и воспитывать там ребенка. Девушка уже устала от постоянных выездов, заданий, переездов. Она не пират, не перекати-поле, ей хочется в 29 лет иметь свой дом, семью... И если Эрик думает так же, втроем им будет лучше. Ребенку нужны и мать, и отец. Если бы она решилась рассказать Эрику о своей беременности, изменило бы это что-нибудь? Стал бы Эрик, зная об этом, прикрываться ею в перестрелке от пуль психопата Трейверса? До того страшного дня Кристель без колебаний ответила бы: "Конечно не стал бы!". Сейчас ответ напрашивался другой, более горький, но правдивый: "Нет. Он точно так же подставил бы меня под пистолет потому, что свою шкуру любил больше всего на свете. Он всех использовал, а потом отбрасывал за ненадобностью. Когда я была нужна ему, он носил меня на руках, целовал, шептал ласковые слова и занимался любовью. А потом сообщил, что любовь - это самопожертвование, и я должна принести себя в жертву ради него. Я его любила. Он любил себя. Увы, это так!".
Когда ей приносили ребенка, девушка испытывала смешанное чувство. С интересом она всматривалась в маленькое личико, пытаясь определить, на кого он похож. Сначала видела высокий лоб, квадратную линию подбородка и вздрагивала: это же вылитый маленький Куолен. А потом обращала внимание на светлые волосы, аккуратный маленький носик и зеленые глаза и переводила дыхание: "Он похож на меня!". Малыш ворочался рядом с ней, морщил носик, чихал, улыбался, с интересом смотрел на мать, теребил ее волосы и рукав больничной рубашки, и Кристель плакала от прилива нежности к крохотному беззащитному человечку.
Через месяц после родов Кристель стала поднимать голову. Через три - села, а через полгода впервые, держась за руку медсестры, поднялась на ноги. "Теперь все зависит от вашей настойчивости, - сказал ей врач.
– Чем старательнее вы будете выполнять мои предписания, тем скорее восстановитесь!".
Кристель была настойчивой девушкой и терпеливой и через месяц уже уверенно ходила по коридорам, а через два ей даже разрешили прогулки в больничном парке. А когда маленькому Эрику исполнилось 9 месяцев, Кристель уже могла возить его в коляске по аллеям парка. Наблюдавшие за ее реабилитацией врачи только разводили руками: почему пациентка, у которой было 0 целых 0 десятых процента шансов выздороветь после страшных ран поднялась на ноги и полностью восстановилась? Никто из них до конца этого не понимал. Наверное это было то самое медицинское чудо, которое встречается в практике любого врача.
Раны и обморожения полностью зажили и почти не тревожили Кристель, но пули из "беретты" оставили глубокие шрамы на плече и над грудью. Врачи беспокоились о том, как это скажется на душевном равновесии девушки. Многие женщины панически боятся быть обезображенными. И даже мелкий дефект внешности может надолго выбить их из колеи. Кристель же совершенно бесстрастно приняла тот факт, что на ее теле останутся шрамы от пуль на груди и от обморожения и кесарева сечения - на боку и животе. Декольте она не любила и почти никогда не носила, предпочитая практичные водолазки и свитера, а на пляже можно и в закрытом купальнике загорать, если у нее не будет собственного бассейна. После своей работы с Куоленом и того кромешного ада на "Обреченном" с последующей борьбой за жизнь девушке и в голову не пришло бы переживать из-за такой мелочи. В одежде ее тело выглядит как обычно. А то, что может кого-то испугать или вызвать ужас и отвращение легко скроет глухая водолазка. По сравнению с тем, через что она прошла, это сущие пустяки. Ведь ей повезло гораздо больше, чем Делмару, Райану, Хэлдону, Малколму... И Куолену. Впервые за все время их совместной работы она превзошла любовника. Осталась жива.
Кристель. Сейчас.
Одеваясь утром, Кристель задержалась перед зеркалом, рассматривая свою грудь, бок и живот. Шрамы от обморожения и операции кесарева сечения уже почти сгладились. А вот те, что оставили пули из "беретты" Трейверса по-прежнему очень заметны. Тот, что на ключице, даже в сумерках бросается в глаза. И противно ноет. Значит, сегодня опять будут осадки. Только бы машина опять не застряла в сугробе. На Ниагара-Фолс опять надвигается туча с севера.
Одевшись и собрав волосы в "хвост", Кристель провела по векам серебристым карандашом, а по ресницам - черной тушью, и вернулась в комнату с чашкой кофе. У окна она покачала головой: туча уже закрыла все небо. Ее черно-лиловый цвет не оставлял сомнений: снегопад будет долгим и обильным. И еще не оставляло тревожное ощущение, напряжение, беспокойство. Как будто она почувствовала взгляд, направленный ей в спину. Раньше интуиция никогда не подводила ее и не раз спасала жизнь. Кристель всегда безошибочно определяла, что ее "водят". Но кто может следить за ней здесь? Она так хорошо замела следы, оторвавшись и от тех, и от этих. Семь лет она жила спокойно, думая, что все действительно позади. И вот тревожное чувство вернулось, что-то тревожно зудит в голове: надо быть настороже, что-то изменилось.