Возвращение любви (Вновь любима) (Другой перевод)

Джордан Пенни

– Роберт…

Голос ее дрожал, когда она произнесла его имя.

– Я ехал домой, отвезя Анджелу, и решил узнать, как ты себя чувствуешь. Полагаю, твой друг уже уехал?

Ее друг? Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он имел в виду Джона.

– Я… я уже собиралась ложиться, – соврала она, когда он зашел, и тут же покраснела, когда он взглянул на нее.

И она отчетливо представила себе, что раньше, когда они оставались вот так, одни, она сразу бы оказалась

в его объятиях, с готовностью прижимаясь к нему и плача, как она любит его, как желает.

– Я тебя не задержу. Я уже говорил, что проезжал мимо и увидел свет на первом этаже. Я помню про твои мигрени и помню, как ты ушла делать массаж, чтобы головная боль прошла.

Холли уставилась на него. Не мерещится ли ей все это? Она действительно так говорила, но только потому, что ей доставляло несказанное удовольствие, когда он гладил ее, и мысль о том, что он, по сути, приехал сюда, чтобы предложить ей то же самое после того, как они расстались… после того, как не видели друг друга больше десяти лет, казалась столь невероятной, что она подумала, не почудилось ли это ей?

Когда же в конце концов она овладела собой, то взглянула на него и увидела, что он ждет ответа. На нее нахлынула волна головокружительного безрассудства, острое желание продлить самообман, который, казалось, овладел ею, опасный порыв позволить себе поверить тому, что она услышала, прошептать ему, что ничего в жизни так не желает, как ощутить его руки на своей коже; теплое женское стремление позволить себе плыть по течению судьбы, которая привела его сегодня к ее порогу, но, к счастью, вмешался здравый смысл.

– Это не мигрень, – сказала она, услышав в своем голосе одновременно панику и желание и надеясь, что их не услышит он.

Для женщины тридцати лет она вела себя на редкость неразумно. Боже, сколько раз за последние десять лет ей приходилось иметь дело с нежелательными проявлениями мужского внимания и справляться с этим со значительно большим достоинством и умом, чем сейчас?

Но тогда, правда, она знала, с чем имеет дело. Сейчас же… Она закрыла глаза. Она, должно быть, сходит с ума… должно быть, ей мерещится, что сказал Роберт… должно быть, она жертва собственной глупости.

Он не мог сказать, не мог подразумевать…

– И коль я уже сказала, что собиралась лечь… – повторила она дрожа, пытаясь сделать сейчас то, что ей следовало сделать раньше, а именно – выпроводить его из дома, прежде чем она окончательно выдаст себя.

То, как он на нее смотрел, заставило ее задрожать еще больше.

– Хорошо, Холли. Намек понят.

Он начал было поворачиваться к двери, но вдруг резко обернулся так, что она чуть не наткнулась на него.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

–

Да, да, я чувствую себя прекрасно. – Она говорила почти скороговоркой в отчаянном желании выпроводить его.

– Тогда почему ты так дрожишь?

– Я… я не дрожу, – с вызовом ответила она.

– Нет, дрожишь, дрожишь. Я вижу.

Шок от того, как неожиданно она оказалась в его объятиях, как он прижимал ее к себе, как бы невероятность того, что происходило, лишал ее возможности соображать. Она просто стояла, и ее глаза были широко раскрыты от изумления, а он гладил ее по спине и нежно шептал на ухо.

– Мне не следовало приезжать сюда, правда, Холли? Ты собираешься ложиться спать и ты хочешь, чтобы я ушел.

Он по-прежнему держал ее в своих руках. Его губы касались ее рта в нежном поцелуе друга, брата. Она оцепенела от неверия, от болезненной мысли, что ей это снится.

Ее губы задрожали. Она почувствовала, как внутри у нее нарастает боль.

Когда-то он уже целовал ее так, в день ее семнадцатилетия… Поцелуй старшего друга, брата. Ее первый поцелуй. Тогда она прильнула к нему в безрассудном экстазе, молча моля… еще, еще…

Она начала отстраняться, но он тут же остановил ее, его рука поднялась к ее голове и прижалась к волосам, пленив не силой, а чувственным поглаживанием и медленной уверенной лаской губ.

Ей казалось, что вся вселенная сомкнулась вокруг нее, пряча ее где-то под землей, откуда невозможно выбраться из-за невыразимого удовольствия, которое он ей доставлял. Как хорошо она помнила эти ощущения, с какой легкостью узнавала их, желала их…

Она чувствовала, что самоконтроль покидает ее и через несколько секунд она прильнет к нему в молчаливой мольбе.

Она содрогнулась и резко отстранилась.

– Какое ты имел право это делать, – возмутилась она, слишком обескураженная, чтобы скрыть свои истинные чувства.

– Никакого, – услышала она, как он спокойно согласился. – Никакого права, но непреодолимую потребность. Я часто думал, какой женщиной ты станешь, Холли. – Он улыбнулся, но Холли не поняла этой улыбки. – Я и не подозревал до сегодняшнего момента, какое у меня, однако, бедное воображение. Джон – твой любовник?

Она отреагировала инстинктивно, затряся головой в негодовании, а затем осознав, слишком поздно, опасность, хрипло проговорила:

– Моя личная жизнь не имеет к тебе никакого отношения.

– Нет? Но мы когда-то были любовниками, – напомнил он ей.

Услышать это было как удар ножа.

– Да… десять лет назад, – с трудом выговорила она.

– Одиннадцать лет и десять месяцев, – сказал он, открывая дверь. Он уже почти вышел, но задержался и неожиданно сказал: