Возвращение магии (И снова магия)
Шрифт:
– Вообще-то он сделал мне предложение, - сказала Ливия. А затем огорошила Алину, мрачно добавив, - Я ему отказала.
– Почему?
– Ты знаешь, почему.
Алина кивнула, взгляд ее встретился с взглядом Ливии, и, казалось, целый молчаливый разговор проскочил между ними. Глубоко вздохнув, она опустила глаза и провела кончиком пальца по краю бокала. – Я уверена, что это было верное решение, дорогая, хоть и непростое.
– Нет, не было. – Около минуты они сидели молча, пока Ливия не спросила, - Ты не спросишь о Маккенне?
Алина уставилась в свой бокал. – Как он?
– Тихий. Немного сбитый с толку. Мы… говорили о тебе.
Тревожный звон раздался в голове Алины, когда она расслышала
Ливия сделала большой глоток вина. – На самом деле все обернулось довольно-таки хорошо, - сказала она сдержанно. – По крайней мере, все кончилось не плохо, хотя нельзя с уверенностью сказать, как он отреагировал…
– Ливия, ну хватит! – Потребовала Алина, похолодев от тревоги. – Что ты ему сказала?
– Ничего особенного. – Ливия бросила на нее виноватый взгляд. – Я наконец смогла извиниться перед ним за то, что сделала с вами двумя так давно. Ну, ты знаешь, когда я рассказала Отцу о…
– Ливия, тебе не следовало этого делать, - сказала Алина, слишком рассерженная и испуганная, чтобы кричать, горло ее сжало. Руки ее так сильно дрожали, что вино грозило пролиться.
– Нет причин так расстраиваться, - сказала Ливия, приводя ее в еще большую ярость. – Я не нарушила обещания, данного тебе, - я ничего не сказала о несчастном случае, или о шрамах. Я просто рассказала ему о своей роли в случившемся, и о том, как наш отец манипулировал всеми и… ну, я случайно упомянула о том, что ты отослала его прочь, чтобы защитить его, потому что Отец угрожал причинить ему вред…
– Что? Я хотела, чтобы он никогда не узнал об этом. О Боже, Ливия, что ты наделала?
– Я только рассказала ему крошечный кусочек правды. – Казалось, Ливия разрывалась между раскаянием и неповиновением, лицо ее ярко горело. – Мне жаль, что я расстроила тебя. Но как говорится, честность – лучшая политика, и в этом случае…
– Я никогда такого не говорила! – Взорвалась Алина. – Это самый изживший себя, самый предвзятый афоризм на свете, и это – абсолютно точно не лучшая политика в этой ситуации. – О, Ливия, неужели ты не понимаешь, как ты усложнила все для меня? Насколько труднее мне будет расстаться с ним снова, теперь, когда он знает… - Она неожиданно замолчала. – Когда ты ему сказала?
– Во вторую свою ночь в Лондоне.
Алина устало закрыла глаза. Цветы прибыли двумя днями позже. Так вот, почему Маккенна прислал подарки и стихи. – Ливия, я убить тебя готова, - прошептала она.
Очевидно, решив продолжить наступление, ее младшая сестра решительно заговорила. – Я не понимаю, что такого ужасного в том, чтобы уничтожить одно из препятствий между тобой и Маккенной. Единственное, что теперь тебе осталось сделать, это рассказать ему о своих ногах.
Алина ответила ледяным взглядом. – Этого никогда не будет.
– Ты ничего не потеряешь, рассказав ему. Ты всегда была самым смелым человеком, которого я когда-либо знала до сих пор, когда тебе, наконец, выпал шанс стать счастливой, а ты отбрасываешь его, потому что ты слишком упряма и боишься…
– Я никогда не была смелой, - резко парировала Алина. – Смелость хороша тогда, когда у тебя есть выбор. Единственная причина, по которой я не бросалась на землю и не рыдала каждый день последние двенадцать лет, это знание, что когда я поднимусь с земли, ничто не изменится. Мои ноги всегда будут ужасны. Ты едва можешь заставить себя посмотреть на них – как смеешь ты считать, что я веду себя трусливо, не желая показывать их Маккенне? – Она встала с кровати и отставила свой бокал. – Ты – поразительная лицемерка, Ливия – ты, похоже, ожидаешь, что Маккенна должен принять меня, не взирая на мои недостатки, когда сама отказываешься сделать то же для мистера Шоу.
– Это нечестно, - в негодовании возразила Ливия. – Эти ситуации абсолютно непохожи. Твои шрамы навряд ли можно сравнить с его пьянством – и как ты смеешь намекать на то, что я смалодушничала, отказав ему?
Кипя от ярости, Алина направилась к двери. – Просто оставь меня в покое. И не смей говорить Маккенне ни о чем ни слова. – Она едва сдержалась, чтобы уходя не хлопнуть дверью.
Алина с Ливией всегда жили в относительном согласии. Возможно, это было из-за разницы в возрасте в семь лет, отчего Алина была вынуждена исполнять обязанности матери для своей младшей сестры. В редких случаях в прошлом, когда они спорили, они начинали сторониться друг друга, давая себе остыть, и стараясь притвориться, что ничего не произошло. Если ссора была особенно ожесточенной, они обе по отдельности отправлялись к миссис Фэйрклоз, которая всегда напоминала им, что нет ничего более важного, чем их сестринские узы. На этот раз, однако, Алина не пошла к экономке и думала, что Ливия тоже. Вопросы были слишком личными. Вместо этого Алина пыталась вести себя как обычно, обращаясь с Ливией с холодной вежливостью, поскольку больше ей ничего не удавалось. Она понимала, что ей следует смягчиться и извиниться… но извинения никогда не давались ей легко, и они, скорее всего, застрянут у нее в горле. И Ливия, по-видимому, тоже не намерена была предлагать оливковую ветвь, хотя, конечно же, была виновата. За три дня Алине и Ливии удалось достичь мирного соглашения, хотя между ними все еще сохранялась некоторая холодность.
В субботу вечером Маркус устроил вечер под открытым небом, который вскоре оказался под угрозой из-за сгущавшихся в небе туч. Небо окрасилось в цвет чернослива, и первые капли дождя упали на головы гостей, садовые фонари протестующе зашипели. Толпа задвигалась к дому, а Алина бегала вперед-назад, раздавая указания слугам, пока они усердно трудились, занося закуски, бокалы и стулья в гостиную. Посреди этой суматохи она увидела то, что заставило ее застыть на месте. Ливия разговаривала с Гидеоном Шоу, который должно быть, только что вернулся из Лондона. Они стояли у дверей, Ливия прислонилась к стене. Ливия смеялась над каким-то его замечанием, лицо ее сияло, руки она сжала в замок за спиной, словно ей приходилось удерживать себя, чтобы только не прикоснуться к нему.
Если бы у Алины были хоть какие-то сомнения в том, что Ливия любит Гидеона Шоу, они бы тотчас же исчезли. На ее памяти только на одного человека ее сестра смотрела так же. И хотя выражение лица Шоу отсюда не было видно, его как будто защищающая поза говорила сама за себя. Какая жалось, подумала Алина. Было ясно, что, несмотря на различия между ними, оба нашли друг в друге что-то необходимое.
Она отвлеклась от своих размышлений, почувствовав странное тепло, растекавшееся по каждому дюйму ее тела, до самых корней волос. Словно прикованная к месту, она стояла не двигаясь, пока люди стремительно проносились мимо нее к укрытию, поскольку буря продолжала собираться. Воздух казался влажным и пульсирующим энергией, вызывая мурашки по всему ее телу.
– Алина.
Глубокий голос раздался откуда-то из-за ее спины. Она на мгновение опустила глаза, яростно уставившись в землю, поскольку мир, как будто сошел со своей оси. Обретя, наконец, способность двигаться, она развернулась и увидела Маккенну всего в нескольких футах от нее.
Было трудно поверить, что другое человеческое существо могло быть так ей необходимо, что томление могло довести ее почти до экстаза. Ей приходилось прикладывать отчаянные усилия, чтобы дышать, а ее сердце молотом неровно стучало где-то в легких. Они стояли на краю сада, словно пара мраморных статуй, пока остальные гости спешили прочь.