Возвращение на родину
Шрифт:
Порешили еще вот что. Господин и барышня де Лоране, моя сестра и я — мы будем возвращаться на родину. На этот счет — никаких колебаний, поскольку все мы являемся французами. А вот госпоже Келлер с сыном обстоятельства диктовали, пока длится эта гнусная война, пребывание за границей. Ведь во Франции они могли, в случае если наша страна будет захвачена союзниками, столкнуться с пруссаками. Так что они решили найти прибежище в Нидерландах и там ожидать исхода событий. Но само собой разумеется, что выехать мы должны все вместе и расстаться только на французской границе.
Договорившись обо всем этом, мы назначили отъезд на 2 июля, поскольку приготовления к нему требовали нескольких дней.
Глава XI
С этого момента обе семьи почувствовали некоторое облегчение. У проглоченного куска, как говорится, уже нет вкуса. Господин Жан и барышня Марта находились в положении супругов, вынужденных временно расстаться. Самую опасную часть путешествия, то есть переезд через Германию, кишащую войсками на марше, они совершат вместе. Потом расстанутся до самого окончания войны. Тогда никто еще не предвидел, что война эта была началом долгой борьбы со всей Европой, борьбы, которую потом в течение нескольких лет со славой продолжала Французская империя и которой суждено было окончиться победой соединившихся в коалицию против Франции держав!
Что касается меня, то я наконец получил возможность вскоре присоединиться к своему полку и надеялся поспеть вовремя, чтобы сержант Наталис Дельпьер оказался на посту, когда придется сражаться с солдатами Пруссии и Австрии.
Приготовления к отъезду должны были также, насколько возможно, производиться в секрете. Очень важно было не привлекать к себе внимания, особенно полицейских агентов. Лучше было покинуть Бельцинген так, чтобы никто не узнал об этом — береженого Бог бережет, как говорится.
Я полагал, что уже никакие препятствия не могут нас задержать, но не принял во внимание нашего гостя. Я сказал «нашего гостя», однако сам-то я ни за что не дал бы ему приют, даже за два флорина за ночь, ибо речь идет о лейтенанте Франце.
Как я уже сказал выше, несмотря на все предосторожности, слухи о свадьбе господина Келлера и барышни Марты распространились по городу; но то, что свадьба прямо накануне отложена на неопределенное время, никому еще не было известно.
А потому лейтенант продолжал думать, что свадьба скоро состоится, и нам следовало опасаться, как бы он не привел своих угроз в исполнение.
В сущности, у Франца фон Граверта был только один способ помешать браку — это спровоцировать господина Жана, вызвать на дуэль и либо ранить, либо убить его.
Но была ли его ненависть настолько сильна, чтобы побудить прусского офицера, забыв свое положение и знатность происхождения, унизиться до дуэли с господином Жаном Келлером?
Однако пусть читатель не беспокоится: если дело дойдет до этого, господин Жан сумеет ответить как подобает. Только вот в тех обстоятельствах, в которых мы находились, готовясь покинуть прусскую территорию, следовало опасаться последствий такой дуэли. Я не переставал беспокоиться по этому поводу. Мне передавали, что лейтенант все еще никак не может успокоиться. А потому я боялся, как бы он чего-нибудь не выкинул.
Какое несчастье, что лейб-полк до сих пор не получил приказа покинуть Бельцинген! Тогда полковник с сыном были бы уже далеко, где-нибудь под Кобленцем или Магдебургом. Я бы тогда вздохнул свободнее, моя сестра — тоже, ибо она разделяла мои опасения. Десять раз на дню проходил я мимо казармы, чтобы увидеть, нет ли каких-нибудь приготовлений к предстоящему маршу. Мне в глаза бросился бы даже мельчайший признак. Однако до сих пор ничто не говорило о скорой отправке…
Все оставалось без изменений и 29 и 30 июня. Я с облегчением думал о том, что нам остается пробыть здесь, по эту сторону границы, только сутки.
Как я уже сказал, мы должны были совершить переезд все вместе. Однако чтобы не возбуждать подозрений, мы договорились, что госпожа Келлер с сыном не станут выезжать из Бельцингена одновременно с нами. Они присоединятся к нам в нескольких милях от города. Оказавшись за пределами прусских провинций, мы сможем уже не так сильно опасаться происков Калькрейта и его ищеек.
В течение того дня лейтенант несколько раз проходил мимо дома госпожи Келлер. Раз он даже остановился, словно хотел войти… Незаметно для него я наблюдал за ним из-за опущенной шторы. Губы его были стиснуты, пальцы постоянно сжимались в кулаки, короче, — по всему было видно, что он пребывает в крайнем возбуждении. Право, если бы он отворил дверь и спросил господина Жана Келлера, я бы нисколько не удивился.
Но то, чего не сделал в тот день лейтенант, сделали за него другие.
Около четырех часов явился солдат лейб-полка и спросил господина Жана Келлера.
И тот, а мы с ним были дома одни, взял в руки письмо, поданное солдатом.
Каково же было негодование господина Жана, когда он прочел его до конца!
Письмо было написано в крайне вызывающем тоне не только по отношению к господину Жану, но содержало брань и в адрес господина де Лоране. Да! Офицер фон Граверт опустился до того, что не погнушался оскорбить человека преклонных лет! В то же время в письме подвергалась сомнению смелость Жана Келлера, «полуфранцуза, а потому и храбреца лишь наполовину»! Если его соперник не трус, добавлялось далее, он докажет это тем, что примет двух его товарищей, когда те явятся к нему вечером с визитом.
Для меня было несомненно, что лейтенанту Францу стало известно о намерении господина де Лоране покинуть Бельцинген и о том, что Жан Келлер последует за ним, и он, принеся самолюбие в жертву своей прихоти, стремился помешать его отъезду.
Я полагал, что теперь, по причине оскорбления, нанесенного не только лично ему, но и семейству де Лоране, мне не удастся сдержать господина Жана и он даст волю своему гневу.
— Наталис, — сказал он мне изменившимся от негодования голосом, — я должен наказать этого наглеца! Я не уеду с таким пятном на репутации! Это гнусно — оскорбить то, что у меня есть самого дорогого! Я покажу ему, этому офицеру, что полуфранцуз, как он меня называет, ни в чем не уступает немцу!
Я хотел урезонить господина Жана. Какие могут быть последствия его стычки с лейтенантом? Если господин Жан его ранит, — можно ожидать репрессивных мер, которые создадут нам массу препятствий; а если лейтенант ранит господина Жана, то как же нам тогда осуществить свой отъезд?
Однако господин Жан ничего не желал слушать. В глубине души я понимал его. В своем письме лейтенант переходил всякие границы. Нет, подобные вещи писать непозволительно никому! Ах, если бы я мог взять это дело на себя, какое бы я получил Удовлетворение! Встретиться с этим негодяем, вызвать его, драть-с я с ним любым оружием, какое его только устроит, драться до тех пор, пока один из нас не рухнет замертво! И если падет он, то, право же, я не полезу в карман за аршинным платком, чтобы его оплакивать!