Возвращение не гарантируется
Шрифт:
Девушка пела с глубоким чувством и страстным надрывом, идущим от самой души. И голос у нее был профессиональный: сложная картина колебаний звучащих голосовых связок, обертоны и акустические призвуки спектра музыкального звука обволакивали Евгения, погружая в океан ранее неизведанных чувств… Как будто выводила свои медовые рулады Эдит Пиаф, или Мирей Матье, или еще какая-то звезда мирового уровня…
Но счастье не бывает долгим, подула холодом наступающая злая зима, и полетели влюбленные журавли на теплый юг, спасаясь от снега, метелей и продувающих насквозь ледяных ветров. В тяжелом путешествии журавль поддерживал подругу,
И голос исполнительницы леденел, в мед и рахат-лукум звуков постепенно добавлялись крупицы кайенского перца реальной журавлиной жизни… И точно — кордон охотников на пути перелета, пальба, облачка пороха внизу, свистящие вокруг смертоносные катышки свинца… И верная журавушка прикрыла собой возлюбленного, приняла в маленькое сердечко дробовой заряд — и рухнула, кувыркаясь, с высоты, разбившись вдребезги о стылую землю… а журавль, хоть и остался невредимым, не полетел дальше — кружил над страшным местом, пока сил хватило, а потом сложил крылья и камнем упал грудью на острый камень, рядом со своей подругой… Перца в голосе становилось все больше, он вытеснял сладость, и в конце осталась одна жгучая горечь…
Умолк, словно умер, изрешеченный свинцовыми шариками, голос, смолкла музыка, но Евгений стоял, как будто зачарованный, — все происходящее прошло через его душу, и он сам был журавлем, бросившимся на скалы вслед за возлюбленной! И это незнакомое ему состояние удивляло и даже немного пугало: слишком далеким оно было от ощущений, которые он обычно испытывал, и чувств, которыми всегда руководствовался в жизни и работе.
— Ну как, понравилось? — вопрос Жени вывел его из забытья. — Чтобы не думал, будто я только вокруг шеста крутиться умею! И с Галкой не сравнивал… Я с «Журавлями» первое место на областном конкурсе заняла!
— Да я, вообще-то, в музыке не особенно разбираюсь, — медленно проговорил Евгений. — Но сейчас просто за сердце взяло! Даже удивительно как-то… Кто поет-то?
— Ты же слышал: Евгения Барышникова. Это я и есть.
— Да брось заливать!
— Серьезно. Могу паспорт показать. Я-то в Москву приехала на певицу учиться, а получилось оно вон как…
— Как «получилось»? Тебя что, насильно потащили в стриптиз?!
— Насильно, не насильно… В певицы так просто не попадешь. Да никуда не попадешь! А жить на что? Мы как раз с Галкой познакомились, она меня свела с Петром Николаевичем, у него свой клуб. Певицы ему не нужны, а стриптизерши как раз требовались. И платят хорошо. Я думала, что это на месяц, два, три, а вот так уже два года. Теперь, правда, не знаю, как будет: мне Рыбак со своей бандой жизни не даст. Из клуба в любом случае придется уходить. А может, и уезжать придется.
— А ты откуда?
— Из Шахтинска, — ответила она. — Точнее, из села Речное рядом с городком. Бабушка там до сих пор живет.
— Так ты тоже колхозница! — усмехнулся парень.
— Да, в детстве приходилось и в земле возиться, и корову доить. Но бабушка меня от этого оберегала. Она всегда мечтала, чтобы я в городе работала и с маникюром ходила.
— Ну, теперь она довольна?
— Не ехидничай. Я ей не говорю про стриптиз. Соврала, что учусь на певицу.
— А родители где?
— Отца и не было, а мать как перекати-поле. По всей стране ее ветер носит — все приключений ищет на одно место…
Наступила пауза. Они стояли и с какими-то новыми чувствами смотрели друг на друга. Тот же вечер, тот же дом, та же комната, те же действующие лица, тот же спектакль той же жизни. Только что-то изменилось, и теперь актеры играли совершенно по-другому. Точнее, уже не играли, а жили — не представляли представление, а по-настоящему проживали свои судьбы…
— Ладно, я все поняла, — наконец сказала Женя. — Сейчас ложусь в кухне, завтра с утра ухожу.
— Куда пойдешь? — неожиданно спросил Евгений. Этот вопрос явно выходил за пределы пьесы.
— Куда мне идти? — Она пожала плечами. — В клуб, к Петру Николаевичу. Попрошу развести мою проблему с Рыбаком. Потом найду Галку, будем с ней новую квартиру снимать…
— Отставить! В клуб не ходить! Петр и Рыбак тебе уже не нужны! И Галка не нужна, и шест! На певицу учиться приехала, вот и пробивайся к микрофону, ты петь должна!
Похоже было, что текст пьесы в последний момент подредактировали. Но Женя в это еще не верила.
— Как я туда пробьюсь? Поддержка для этого нужна, «крыша»…
— Найдем поддержку! А «крышей» я буду!
— Ты?! Да мы почти незнакомы…
— Познакомимся. Чтобы в именах не путаться, я буду звать тебя Джен — коротко и ясно. А ты можешь меня окликать Скатом. Только желательно, когда поблизости нет посторонних ушей. Поняла?
Изумленная Джен кивнула. Да, пьесу не просто подредактировали, а кардинально переписали. Или даже вообще заменили другой!
— Далее. Утром никуда не уходишь. Сидишь дома и ждешь меня. Приберешься — скажу спасибо! Вот такая дислокация. Вопросы есть?
— Так как спим — вместе или раздельно? — спросила Джен, теребя переброшенный через руку свежий комплект белья.
— А как ты думаешь?
Но это были риторические вопросы. По выражению их лиц все было ясно. И в новой пьесе вторая простыня и одеяло, конечно же, не понадобились…
— С тобой мне гораздо спокойней, — сказала через полчаса растрепанная Джен, теснее прижимаясь к Скату и перебросив через него ногу. Он лежал на спине в полудреме, расслабившись и заложив руки под голову — на левой, вблизи волосатой подмышки, синела небольшая татуировка: прямой нож с клинообразным лезвием, перекрестьем и витой рукояткой. Джен никогда таких не встречала. Да и кто заметит в столь укромном месте? Тогда зачем накалывать? У Галки вот на лобке цветная роза набита, так ее любовники видят, друг другу хвастают — мол, красивая татушка придает ей пикантность, другие тоже хотят полюбоваться, все про это украшение знают, вроде рекламы получается — мужики соревнуются: кто уже видел, а кто еще нет… А подруга по «сапфировскому» шесту Лолита себе собезьянила такую же, теперь за полный стриптиз в приватном танце берет на сотку больше! Если дают, конечно… Когда от наколки польза есть — это понятно, а вот так, под мышкой…
— Слышь, Женя, а что это у тебя за татушка?
Он опустил руку.
— Когда в армии служил, наколол…
— А ты вообще кто? В смысле, чем занимаешься?
— Что-то типа МЧС… Борьба с наиболее опасными катастрофами, пожарами, взрывами. Спи давай!
— Тревожно… Боюсь, что они меня и здесь найдут…
Евгений зевнул.
— Сказал я уже — никто тебя искать не будет. Они про тебя навсегда забыли!
Скат обычно знал, что говорит. И в этот раз он тоже был прав.