Возвращение рыцаря
Шрифт:
— У меня есть новости, которым Арман обрадуется: я принесла ему письмо от его Рыцаря Алого Первоцвета, и вы увидите, как Арман переменится, прочитав его. Несколько дней назад он получил от него приказания, которых не исполнил, так как тревожился за вас; теперь он, может быть, чувствует, что его… неповиновение было невольной причиной несчастья других; оттого он так и печален. Письмо от сэра Блейкни ободрит его, вы увидите.
— Вы действительно так думаете? — прошептала Жанна, и в ее больших глазах сверкнул луч надежды.
— Я уверена в этом, — сказала Маргарита.
Они долго еще продолжали сидеть обнявшись; высокая, стройная
Так и застал их Арман, когда, немного времени спустя, без доклада вошел в комнату. С минуту он молча глядел то на любимую девушку, ради которой совершил тяжкий грех, то на свою сестру, которую его предательство осуждало на печальное, одинокое вдовство. Из его груди вырвался глухой крик отчаяния, привлекший внимание Маргариты. Хотя после всего, что слышала от Жанны, она и ожидала найти в своем брате большую перемену, но тем не менее была поражена его видом. Он сгорбился, платье висело на нем как на вешалке, а лицо положительно нельзя было узнать: щеки впали, губы, казалось, забыли улыбаться, а окруженные темной каймой глаза свидетельствовали о бессонных ночах. Маргарита мысленно попросила у брата прощения за мучившие ее сомнения относительно его виновности в обрушившемся на нее несчастье. К нему снова были протянуты любящие руки, направлявшие его детские шаги, те самые нежные руки, которые позже не раз отирали его юношеские слезы.
— У меня есть к тебе письмо, Арман, мягко сказала она, — письмо от него. Мадемуазель Ланж разрешила мне подождать здесь твоего прихода.
Неслышно, как мышка, Жанна выскользнула из комнаты, оставив брата с сестрой наедине. Как только дверь закрылась за ней, Арман бросился в объятия сестры. Настоящее с его печалями, угрызениями совести и позором было забыто; в памяти обоих воскресло незабвенное прошлое, когда Маргарита была дорогой «мамочкой», бодрой утешительницей, которой поверялись детские огорчения и юношеские безрассудства. Догадываясь, что сестре еще не была известна вся глубина его падения, Арман невольно отдавался ее ласкам, думая, что придет время, когда эти объятия не раскроются для него с такой нежностью, а уста будут закрыты для слов любви и утешения.
— Дорогая сестра, — прошептал он, — как отрадно тебя видеть!
— Я принесла тебе письмо от Перси, — сказала Маргарита, — он просил как можно скорее передать его тебе.
— Ты видела Перси? — удивился Арман.
Маргарита молча кивнула, не будучи в силах произнести ни слова, и, достав спрятанный в складках платья пакетик, передала брату.
— Перси просил, чтобы ты прочел письмо, когда будешь один, — сказала она.
Страшно побледнев, Арман с какой-то страстной нежностью прижался к сестре.
— Теперь я уйду, — сказала Маргарита, чувствуя, что с той минуты, как она передала брату письмо мужа, ее сердце снова сжалось от странного леденящего холода, парализовавшего даже ее мысли. — Ты извинишься за меня перед мадемуазель Ланж? — прибавила она, силясь улыбнуться. — Когда прочтешь письмо, тебе захочется видеть только ее.
Она мягко высвободилась из объятий брата и направилась к двери, а он в оцепенении смотрел на письмо в своих руках. Лишь когда сестра взялась за ручку, он понял, что она уходит, и спросил:
— Когда я опять тебя увижу?
— Прочти сначала письмо, милый, — ответила Маргарита, — и если захочешь сообщить мне его содержание, то приходи сегодня ко мне на набережную Феррайль. Если же в нем не будет ничего такого, чем бы ты захотел поделиться со мной, то не приходи, — я пойму. Прощай, милый!
Холодными как лед руками леди Блейкни взяла брата за голову и нежно поцеловала в лоб, как будто надолго прощаясь с ним.
Глава 7
Сидя в кресле у камина, подперев рукой голову, Сен-Жюст во второй раз перечитывал письмо обманутого им друга, стараясь запомнить каждое слово:
«Арман, я все знаю и знал раньше, прежде чем Шовелен пришел сказать мне это, чтобы насладиться видом человека, которому сообщили, что его лучший друг предал его. Однако негодяй не получил этого удовольствия, потому что я был к этому приготовлен. Я не только знаю, Арман, но и понимаю. Я понял, как мало значения имеют честь, дружба в сравнении с несчастьем, постигшим любимое существо.
Чтобы спасти Жанну, ты продал меня Эрону и его своре. Мы оба — мужчины, Арман, а слово „прощение“ было один только раз произнесено в течение двух тысячелетий; но Маргарита любит тебя, и в скором времени у нее, кроме тебя, может быть, никого не останется на земле. Поэтому она не должна никогда знать… Что касается тебя, Арман, то, мне кажется, пытки, которые ты теперь переживаешь, в десять тысяч раз хуже моих. Я слышал твои боязливые, крадущиеся шаги в коридоре и не хотел бы поменяться с тобой местом. Поэтому, Арман, а также и потому, что Маргарита любит тебя, я в трудную минуту хочу обратиться за помощью именно к тебе. Я в страшных тисках, но может случиться, что дружеская рука спасет меня. Я подумал о тебе, Арман, отчасти потому, что после того, как ты отнял у меня то, что дороже жизни, твоя собственная жизнь принадлежит мне, и отчасти потому, что задуманный мной план представляет громадный риск для человека, от которого я ожидаю помощи.
Я поклялся, что никогда не буду рисковать чужой жизнью ради спасения собственной, но теперь обстоятельства изменились. Каждый из нас двоих в аду, Арман, и я стремлюсь вырваться из моего ада, чтобы указать тебе выход из твоего.
Я просил бы тебя поселиться опять в твоей прежней квартире на улице Круа-Бланш; по крайней мере я буду знать, где тебя найти в случае надобности. Если же ты когда-нибудь получишь от меня другое письмо, то, каково бы ни было его содержание, поступи во всем вполне согласно с ним и немедленно пошли с него копию Фоуксу или Маргарите. Держись поближе к ним обоим. Скажи Маргарите, что я настолько простил твое неповиновение (а кроме неповиновения ничего и не было), что поручаю тебе и честь свою, и жизнь.
Я не имею возможности получить удостоверение в том, что ты исполнишь то, о чем я прошу, но я знаю, Арман, что ты это сделаешь».
Сен-Жюст в третий раз перечел письмо.
— «Но я знаю, Арман, что ты это сделаешь», — прошептал он и, повинуясь какому-то необъяснимому чувству, тихо опустился на колени. Вся накопившаяся в его сердце горечь, все пережитые в последнее время унижения и стыд вылились в скорбном вопле: — Господи, дай мне возможность отдать за него мою жизнь!