Возвращение рыцаря
Шрифт:
— Мне очень жаль, что так случилось, гражданин, — спокойно произнес он.
— Совершенно лишняя и бесполезная преданность, — заметил Шовелен, с трудом удерживая готовое сорваться с губ проклятие, — нелепое истребление этого документа не помешает той славе, какую Рыцарь Алого Первоцвета заслужит последним своим поступком.
— Я вовсе не намеревался обсуждать поступки своего вождя, — ответил Арман, — или лишать их той гласности, которой вы, кажется, желаете для них не менее меня.
— Гораздо больше вас, гражданин! Безупречный Рыцарь Алого Первоцвета, доблестный,
— Разумеется, — ответил Арман.
— В шесть часов утра вы будете у главного входа в тюрьму, а затем отправитесь с экспедицией в качестве заложника. Вам не страшно, гражданин Сен-Жюст?
— Чего же мне страшиться?
— Ведь ваша жизнь будет служить порукой, что ваш начальник не собирается сыграть с нами какой-нибудь неприятной шутки. Между прочим, мне сейчас вспомнились некоторые неприятные условия, повлекшие за собою арест сэра Перси Блейкни.
— Вы подразумеваете мое предательство, спокойно произнес Арман, хотя его лицо покрылось смертельной бледностью, — и ту бессовестную ложь, которая заставила меня продать свою честь и сделала из меня Иуду Искариота? Когда вы вовлекли меня в это преступление, Жанна Ланж была уже на свободе.
— Да, но не в безопасности.
— Ложь! Будьте вы трижды прокляты! Я полагаю, вы имеете больше причин бояться. Мне кажется, что, если бы я придушил вас, меня не так мучили бы угрызения совести.
— И этим вы оказали бы плохую услугу своему начальнику, — с холодной усмешкой вставил Шовелен. — Сэр Перси Блейкни заплатит своей жизнью, если завтра в шесть часов утра я не окажусь на месте, — так мы условились с Эроном.
— О, вы очень заботитесь о спасении своей шкуры! Но вам нечего бояться меня: я исполню приказания своего вождя, а он не отдавал приказа убить вас.
— Это очень мило с его стороны. Значит, мы можем рассчитывать на вас? И вас ничто не пугает?
— Пугает, что Рыцарь Алого Первоцвета подставит мне ловушку в отмщение за причиненное мною безграничное зло? — гордо произнес Арман. — Нет, сэр, этого я не боюсь. Я две недели молил Бога, чтобы Он позволил мне отдать жизнь… за нашего вождя!
— Думаю, что вы напрасно молитесь Богу: молитвы никогда не бывают услышаны. А в настоящем случае ваша жертва оказалась бы совершенно бесполезной, потому что сэр Перси вряд ли рискнет еще другой жизнью, которая также будет служить залогом того, что он не обманывает нас.
— Другой жизнью? Но чьей же?
— Жизнью вашей сестры, леди Блейкни, которая завтра также присоединится к нашей экспедиции. Этого сэр Перси еще не знает. Это будет для него приятным сюрпризом. При малейшем подозрении в обмане со стороны сэра Перси, вы оба — вы и леди Блейкни — будете немедленно расстреляны на его глазах.
Арман весь задрожал от гнева. Им овладело отвращение к самому себе и к тому преступлению, которое повлекло за собою такое положение вещей.
Но мало-помалу спокойная уверенность Шовелена привела Сен-Жюста в себя, и он подчинился внушениям разума, предостерегавшего от насилия.
— Не стану больше задерживать вас, гражданин, — сказал Шовелен. — До рассвета вы можете три-четыре часика поспать, а мне осталось еще много работы. Доброй ночи!
— Доброй ночи! — машинально произнес Сен-Жюст, со свечой в руке провожая гостя.
Вернувшись в свою комнату, Сен-Жюст запер дверь на ключ, зажег лампу, разложил на столе обугленный кусок бумаги и внимательно, почти с благоговением, перечел написанное. Его глаза были полны слез, но он не стыдился их: ведь никто не видел его. По сохранившемуся отрывку он восстановил целое письмо и написал по памяти верную копию, прибавив от себя несколько слов к Маргарите.
«Вот что я получил от Перси через Шовелена. Я ничего не спрашиваю и ничего не понимаю. Он написал письмо, которому я слепо повинуюсь.
В предыдущем письме он прибавил, чтобы я безусловно повиновался ему. Считаю долгом предупредить тебя, что Шовелен желает, чтобы ты присоединилась к нашему путешествию. Перси об этом не знает, иначе он не поехал бы. Его враги боятся, что у него в голове уже созрел план собственного освобождения и того, как поместить дофина в безопасное место. Этот план они надеются уничтожить тем, что возьмут нас с тобой заложниками. Одному Богу известно, как охотно я отдал бы жизнь за нашего вождя; но твоя жизнь, милая Марго, мне дороже всего на свете. Думаю, я поступаю справедливо, предупреждая тебя. Господь да поможет всем нам!»
Вложив эту записку в копию письма Блейкни и запечатав конверт, Арман спустился по лестнице и с трудом достучался до привратницы.
— Вот письмо к моей сестре, — сказал Арман. — Она живет на улице Шаронн, недалеко от укрепления, и должна получить его не позже, чем через час.
Привратница в ужасе всплеснула руками.
— На улице Шаронн, недалеко от укреплений! И через час! — воскликнула она. — Пресвятая Дева! Да это невозможно! Кто возьмется за это? Да и как туда добраться?
— Добраться туда необходимо, — твердо произнес Арман, — и немедленно; это вовсе не далеко, а здесь посланного будут ожидать пять золотых луидоров.
Глаза бедной труженицы загорелись при мысли о пяти луидорах. Ведь при бережливости на это можно прокормиться по крайней мере два месяца!
— Давайте письмо, гражданин, — сказала она.
— Я только оденусь потеплее и сама снесу его. Мальчишке не годится идти туда в такой поздний час.
— Принесите мне коротенький ответ от моей сестры, — проговорил Арман, которого тяжелые условия научили быть осторожным. — Как только вернетесь, приходите ко мне в комнату с ответом, и вы тотчас получите пять луидоров.