Возвращение Титуса Кроу
Шрифт:
Не было ни малейшего шанса рассмотреть мой корабль среди безумия стихий. Спотыкаясь, я выбрался из-под пальм и устремился в сторону холмов. Конечно больше всего я беспокоился о «часах». Меня переполнял ужас при мысли, что мой корабль потерян навсегда, но инстинкт самосохранения был важнее всего. Упрямо карабкаясь по крутому склону, я обернулся и увидел, что вокруг острова поднимаются новые волны и вскоре они обрушат на берег всю ярость морской стихии.
Время шло. Последующие волны хотя и не достигали уровня первой, сильно потрепали многострадальный берег. Наблюдая за ними со своего места у подножья холмов, я видел, как они в течение всего дня, накатывали, постепенно затухая,
Застывшая лава образовала в океане нечто вроде дамбы, замкнув, словно в огромном бассейне, часть океана. Однако приглядевшись, я понял, что воды нового залива все же сообщаются с океаном, и песчаный берег материка отчасти осел в результате землетрясения. Если уровень океана не понизится…
Боже мой, Анри, это была жуткая мысль! Стать робинзоном в доисторическом мире, полном огромных хищников и первичных растений мелового периода… Именно это грозило мне, потому что мои «часы» оказались где-то на дне мелкого, но населенного опасными существами залива! Какие шансы выжить были у меня в мире, где хозяйничали динозавры, и шла бесконечная борьба за выживание? Я оказался на мели.
Сумрачный день быстро сменил мрачный вечер.
По мере приближения ночи стихии начали утихать. Я услышал гул насекомых и хриплые крики летающих ящеров со стороны окрестных холмов, скал и в особенности от берега, уже затянутого туманом. Да это и понятно! Там крылатые хищники устроили охоту на отрезанных от моря рыб, моллюсков и ракообразных птеранодонов. В небе над океаном кружилось множество летающих ящеров, а густой туман, словно белое одеяло, накрыл берег.
В сыром воздухе, появился запах морских существ, слишком долго находившихся без воды — запах, куда более сильный, чем на лондонских рыбных рынках. Не удивительно, что летающие ящеры слетелись сюда со всего побережья. Я понимал, что не смогу спуститься к берегу ночью, может быть даже и утром. Но смогу ли я пережить ту ночь? Я сидел у подножия холмов, меня окружала быстро густеющая стена тумана, ночь вступала в свои права, а я как безумец думал лишь о завтрашнем дне! Боже мой!
В тот вечер я отыскал маленькую пещерку на крутом откосе холма. Ее размеры были достаточны, чтобы я мог поместиться в ней, хотя и без особого комфорта. Однако до того, как совсем стемнело, я выполз из своего убежища, чтобы подобрать большой пальмовый лист. Ободрав его я оставил длинный острый и гибкий стержень — оружие против голодных хищников, которых может привлечь мой запах. По-прежнему чувствуя себя крайне уязвимым, я постарался — пока еще было достаточно светло — найти у подножия холмов плоскую каменную плиту вроде тех, которые используют для тротуаров. Через двадцать минут, я снова оказался в своей неуютной норе, держа в руке копье, выставленное в узкую щель между плитой, заменявшей дверь, и потолком моей пещеры. Когда стемнело, несмотря на уныние и страх, я задремал.
Этой ночью я просыпался дважды: один раз от странного скрипа кожистых крыльев над головой — звук, вызвавший у меня нервную дрожь, с которой оказалось довольно трудно справиться. Однако вскоре этот звук затерялся в гуле ночных насекомых. Во второй раз я проснулся, когда что-то ткнулось в острый конец моего копья, который слегка высовывался из щели. Я инстинктивно ткнул в темноту своим оружием, попав в какое-то существо — вероятно, одно из живущих на деревьях млекопитающих, о которых я уже упоминал. Мой противник был не слишком больших размеров — он отскочил с пронзительным писком от страха и боли и умчалось прочь.
Утром туман рассеялся, и солнце засверкало с ясного голубого неба. Последний из обожравшихся птеранодонов с гротескно раздутым брюхом летал вдоль берега. Позади меня, выше на холмах, лениво поднимались в небо струйки дыма. Ничто не напоминало о вчерашнем разгуле стихий. Вода в новорожденном заливе была гладкой и спокойной. Вода теперь доходила до края пальмовой рощи, еще вчера стоявшей довольно далеко от берега. По моим расчетам вода поднялась по крайней мере на сто пятьдесят ярдов по склону от того места, где я в последний раз видел мои «часы».
Я медленно спустился к берегу, осторожно выбирая путь между множеством гниющих обглоданных скелетов морских животных разных размеров — от маленьких костистых прозрачных рыбок до похожих на акул существ длиной восемь-девять футов. Новый залив, как я уже заметил, был спокойным; порой небольшие рыбки выпрыгивали из теплой воды, пытаясь убежать от более крупных обитателей мелководья. Я даже заметил на редкость уродливую, квадратную, похожую на змеиную, голову, которая угрожающе высунулась над поверхностью воды всего в нескольких десятках ярдов от места, где я стоял.
Я дрожал, несмотря на почти тропическую жару. Сначала я собирался броситься в воду и нырять, пока не найду «часы». Но теперь я понял, что это исключалось. Если мне повезет (я вспомнил ту квадратную морду) я проплыву ярдов двадцать пять и не больше! С другой стороны, что мешает мне построить плот и курсировать на нем по заливу, высматривая «часы» сквозь толщу прозрачной воды? Тогда рисковать придется только один единственный раз. Я отказывался даже думать о том, что «часы» могут испортиться, оказавшись под водой! Но если я построю плот, смогу ли я найти «часы» в том месте, где, как я полагаю, они должны быть? Что, если вчерашнее землетрясение и волны передвинули их, а может быть даже утопили в иле?
Да, последнее было вполне вероятно. Но это не означало, что следует тянуть с поисками. Плот даст мне возможность ответить хотя бы на некоторые вопросы.
Я осмотрелся в поисках подходящего материала. После вчерашнего буйства ветров, вдоль берега залива лежали стволы поваленных пальм: будет не слишком трудно связать вместе два или три.
Неожиданная ярость охватила меня, и я проклял новорожденный вулкан, погрозил ему кулаком…
Скрип кожистых, похожих на мембраны крыльев заставил меня поднять взгляд от торчащего из голубой воды конуса к голубому небу над головой. Спускаясь по узкой спирали, ко мне устремился один из жутких летающих ящеров, с головой, похожей на молоток — птеранодон. Он несся на меня, заходя со стороны солнца, временами закрывая его крыльями. Вне всякого сомнения, именно меня он выбрал своей добычей… Поверьте, де Мариниьи, хриплый крик, и глаза, красные, как печи ада еще долго преследовали меня во сне. Я уже чувствовал прохладный ветер, поднятый огромными — с размахом футов в двадцать пять крыльями чудовища. В панике помчался я по кромке воды.
Крылья чудища били по воздуху все ближе и ближе. Потом одно из них стукнуло меня, как кожаная дубина. Я как раз огибал гниющие остатки какого-то животного и полетел головой вперед прямо в острые, как пики, листья гигантской пальмовой ветви, лежащей на берегу. Проворно забравшись под эту ветвь, я прижался телом к толстому стеблю и стал глядеть сквозь листву на небесного ящера, который в ярости рыл лапами водоросли и мокрый песок, и, наклонив злобную голову, рассматривал мое убежище.
Когда в ужасе я попытался зарыться поглубже, птеранодон заметил мое движение. Тут же его убийственный клюв ткнулся в толстый стебель и оторвал полосу грубой коры всего в нескольких дюймах от моей головы. Я почувствовал отвратительный запах дыхания этой твари — густую вонь разложения; но тут, до того как этот страшный клюв снова опустился, дикий крик и шум в воздухе объявили о появлении еще одного небесного ящера. Теперь их было двое, но с одной и той же мыслью в крошечных мозгах.