Возвращение Томаса
Шрифт:
Она остановилась, не дойдя до рыцаря всего на пару шагов, так что щиколотки оставались в воде, в глазах снова появился испуг. Томас не удержался и шагнул в воду, красивым жестом набросил ей на плечи плащ, дружески обнял и сказал ласково:
— Вы можете считать меня своим братом, леди.
— Спасибо, — прошептала она. — Но я все равно вас боюсь...
— Меня? — удивился он. — Впрочем, я вас понимаю, я весь в железе! Но поверьте, там внутри я исполнен учтивости и галантности. Ох, вас уже ноги не держат! Позвольте, я со всей учтивостью и целомудренностью возьму вас на руки...
Он наклонился и попытался взять ее на руки. Олег не видел, как напряглись под стальной скорлупой мышцы, но лицо побагровело, Томас даже задержал дыхание, а двигался он так, будто пытался выдернуть из земли деревцо. Женщина обняла его за шею, прильнула, Олег услышал сдавленный вскрик Томаса.
В воздухе просвистели три стрелы, лишь тогда Томас услышал щелчок тетивы. Его шатало, он кое-как отступил на шаг, волоча на себе то, что минуту тому было обнаженной женщиной. Она уже превращалась в нечто похожее на грязный студень, медленно стекала по доспехам густой вязкой слизью и отступала в озеро, где втягивалась в огромное тело, выпустившее наверх отросток.
Олег выждал, повесил на спину лук. Зеленые глаза потемнели, а когда Томас выбрался на сушу, сказал нетерпеливо:
— В седло сам поднимешься?
— Да, — прошептал Томас. — Не надейся, что подсадишь меня пинком в зад.
— Ничего, — заверил Олег, — еще случай будет.
— Спасибо, — сказал Томас раздавленно. — Ты умеешь успокаивать... язычник.
— Тогда поехали, — безжалостно сказал Олег, — бабоспасатель хренов.
ГЛАВА 8
Лес, словно черная грозовая туча, темнеет впереди, перегораживая зеленую, залитую солнцем долину. Издали видно, что дорога пугливо свернула и пошла в обход, пошла по солнцепеку, страшась приблизиться к темным деревьям, от которых даже сюда веет опасностью, тьмой, злом. Олег бросил взгляд на Томаса.
— Справа объедем или слева? Как правильнее по-христиански?
— А как ближе? — спросил Томас.
— Примерно однаково.
Томас грозно вперил взгляд нещадно голубых глаз в темный лес.
— Эта наша страна, — произнес он высокомерно. — И никакие темные силы не заставят нас поступать по-своему. Они хотят, чтобы мы свернули? Ну так вот...
Он покосился на Олега, проглотил какое-то странное слово, видимо, очень редкое, рука его поднялась в привычном жесте и с металлическим стуком опустила забрало. Копье в правой руке наклонилось, угрожая острым концом всякому, кто посмеет встать на пути, щит занял место на локте левой руки.
— Хороший ответ, — согласился Олег. — Только позволь, я поеду первым.
— Нет, — отрезал Томас. — Я — рыцарь. Я должен защищать простой народ.
— Хорошо, — покорно ответил простой народ, — поехали.
Копыта стучали сухо и четко, но в десяти шагах от деревьев земля начала прогибаться, словно покрытая толстым ковром. Томас опустил взгляд и понял, что под слоем листьев в самом деле слой мха толщиной в королевскую перину. Конь под ним осторожно приблизился к деревьям, толстым и в болезненных наплывах, в дуплах, с исковерканными ветвями, попытался заглянуть в глубь леса, но там темно, над лесом не солнце сияет, а глухая беззвездная ночь.
Он перевел дыхание, за ним едет простой человек из народа, которого он по рыцарской клятве обязан защищать, сразу после верности церкви и королю, и Томас, собравшись с духом, сказал ясно и четко:
— Есть такое слово «надо»...
Он пустил коня между деревьями, страшный непонятный холод охватил тело, плечи передернулись, зубы сами по себе застучали. Справа и слева поплыли деревья, покрытые толстым слоем темного, даже черного мха, похожего на клочья вечной ночи. Изломанные болезнями крючковатые ветви угрожающе растопырили голые сучья, черные и острые, как оленьи рога. Он не мог припомнить таких пород, деревья разные, однако листья на каждом висят неподвижно, словно свинцовые, ни один не шелохнется. Почти все — черные, покрытые словно бы лаком, блестят, но, похоже, это просто слизь, покрывшая гниющее дерево...
Деревья медленно двигаются с каждым шагом справа и слева, под ногами все утолщается слой опавших листьев, копыта мягко прогибают черную массу. Громко и отвратительно чавкает, выбрызгивается мутная струйка зловонной жидкости. Одно дерево протянуло ветвь, загораживая дорогу. Не пригибаясь, Томас взмахнул мечом. Лезвие легко прошло через полусгнившую плеть, из обрубка потекла черная жидкость. Дерево издало стон, вздрогнуло, закачалось. Стон стал громче, соседнее дерево ответило гулким эхом. Томас заторопил коня от жуткого места, а за спиной уже разрастались и ширились стоны десятка деревьев.
— Что за лес, — пробормотал он. — Как Господь только и терпит эти козни своего Врага...
— Только своего? — послышалось из-за спины.
— И нашего, — ответил Томас с достоинством.
— Ах да, вы же с Господом в одном боевом отряде.
Томас подумал, ответил с чувством:
— Вот иногда и ты, хоть и язычник, что-то да понимаешь! Хорошо сказал. Мы с Господом в одной боевой группе — замечательно! И хотя Господь незрим, но я чувствую Его присутствие душой, сердцем и всеми прилегающими печенками. И это добавляет энтузиазма. А также и веры в нашу скорую победу и скоростную постройку Града Божьего.
— Это да — согласился Олег. — Главное, постройку Града Божьего. В следующем году, как думаешь, построите?
Томас ощутил подвох, но в чем, не понял, потому выпрямился и заставил осторожничающего коня ступать быстрее, чтобы оставить ехиду позади с его дремучим невежеством.
Огромные деревья, толстые, как сорокаведерные бочки, стоят неестественно близко одно к другому, как им соков хватает из-под земли, непонятно, разве что корни опустили глубоко вниз к подземным рекам с мертвой водой. Тропки нет даже звериной, потому из-за объемных стволов, окруженных вылезшими корнями, двигаться приходится зигзагами. Томас хоть и двигался гордо впереди, но втихую молился Пресвятой Деве, чтобы калика не потерял направление и сразу поправил, если Томас как более цивилизованный человек начнет уходить в сторону. Дикие люди ближе к зверям, которые никогда не заблудятся, а христианизированный человек должен молча довериться, когда необходимо, — коню, собаке, женщине или простолюдину.