Возвращение Томаса
Шрифт:
За воротами дорога пошла широкая и утоптанная, часто встречаются подводы, то и дело гонят скот на продажу. Олег, наконец, убрал лук, долго конские копыта звучали сухо и звонко, затем стук сменился мягким шагом. Томас вскинул голову, огляделся.
— Ты чего свернул?
— Так прямее, — буркнул Олег.
Томас повертел головой.
— А мне говорили, что эта дорога ведет в направлении Адова Урочища.
— Но не прямо, — уточнил Олег. — Мы просто срезаем петлю.
Томас посмотрел по сторонам, везде одинаковая равнина, кое-где невысокие зеленые холмы, отдельными
— И как все помнишь. — сказал он с недоверием. — Или, как птица, по солнцу находишь дорогу?
— Да такие места забыть не просто, — ответил Олег задумчиво. — В древности... это значит — давным-давно, здесь отгремела величайшая битва...
— В древности, — повторил Томас саркастически, — это так давно, что уже подзабыл, из-за какой ерунды тогда столкнул королей лбами?
Олег оставался серьезен, задумчив и как-то торжественно светел.
— Тогда не было королей, — ответил он мирно. — И никого я не подталкивал. По крайней мере сознательно. Я сам тогда был... впрочем, неважно. Так вот после той величайшей из битв окрестные ручьи от пролитой крови выходили из берегов, реки до самого моря текли красными, а земля так пропиталась кровью, что в ней что-то изменилось. Родилось великое Зло. И это Зло в земле и сейчас. Спит, но даже во сне от него плохо всем, кто проходит наверху. И горе великое наступит, когда Зло проснется...
Томас взглянул с недоверием.
— Это ты всерьез?
— Да, а что?
— Да того лохматого в дупле ты вот так же дразнил...
Олег невесело усмехнулся.
— Смеемся, когда надо плакать. На самом деле все так и есть. А смеемся над собой и другими потому, что все вновь и вновь. Так часто, что уже и говорим о нем одними и теми же словами. За шанс вырваться из этого заколдованного круга что только не отдашь!
Томас зябко передернул плечами.
— То-то мне как-то не по себе, — признался он. — Это все от Зла, которое мы топчем?
Олег кивнул.
— Да, конечно. Все от Зла, но сейчас мы просто устали, проголодались, надышались ядовитого смрада в городе... когда же они перестанут выливать нечистоты из окон прямо на улицу? Вон у римлян даже водопровод был... а еще за нами следят из дальнего леса, ближних кустов и даже с неба... Вот и не по себе.
Он сказал так буднично, что Томас не сразу сообразил, подскочил в седле, начал судорожно оглядываться.
— Правда? То-то у меня мурашки по телу! Или врешь? Ты ведь язычник, тебе соврать — что своим богам жертву принести!
— Следят-следят, — заверил Олег. — Потому мы и едем вот так, от деревьев и кустов подальше, чтоб ничего в нас не бросили... А ты в самом деле ничего не замечал? Ну и ну... наверное, о Высоком мыслишь?
Томас продолжал оглядываться. Теперь, после слов калики, в самом деле начал замечать то шевеление, то блеснувший лучик от доспехов, то доносился запах скверного вина. И чем больше смотрел, тем больше замечал, наконец, весь лес начал казаться затаившимися недругами, как и кусты, а вся высокая трава выглядит ощетинившейся острыми пиками, где залегли просто тысячи всяких разных любителей
— И давно они? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал так же буднично.
— Почитай с города, — ответил калика. — Не с этого, а еще с того, где ты с Гакондом разговаривал. Как только он тебе дал грамоту, так и началось.
Томас бросал по сторонам осторожные взгляды.
— С тех пор и... так вот почему ты петляешь, как заяц!
— Лучше дурить, чем убивать, — ответил волхв. — Конечно, это не совсем по-рыцарски, но зато больше по-христиански, как думаешь?
— Не знаю, — ответил Томас сердито. — Как думаешь, их там много? Смогут ли атаковать в открытую?
— А зачем, — спросил Олег, — если могут устроить засаду или подобраться в узком месте? Им нужно только определить, какой дорогой поедем. Правда, у нас кони получше, обогнать и устроить засаду не всякий сможет. Так что большое войско не жди.
Томас подумал, кивнул.
— Да его и не нужно. Если эти соглядатаи как-то связаны с Адовым Урочищем, то достаточно одному обогнать и сообщить там, что двое очень наглых едут в их сторону. Один из них считает себя хозяином земель, которые они уже захватили...
Калика сказал с уважением:
— Верно мыслишь. Скорее всего так и будет.
— Так чего же рассказываешь о погоне и засадах?
— А чтобы ты не очень волновался, — хладнокровно объяснил калика. — А то ты прямо с лица меняешься, когда боишься.
Томас подпрыгнул в седле, глаза стали дикими.
— Это я боюсь?
Он поднял забрало, красивое мужественное лицо надменно и задумчиво, в глазах гордость, в седле подчеркнуто несгибаемый, прямой. Рыцарь Храма, как он с гордостью себя называет. Проводник и распространитель христианства... э-э... современного его варианта, хотя каждый его проповедник и носитель уверен, что буквально слово в слово повторяет заветы Христа и послушно следует его курсу. Впрочем, за короткую человеческую жизнь трудно заметить, насколько изменилось христианство.
Олег посматривал искоса, Томас хорош, ему и не пикнешь, что у него, как у всех рыцарей, вместо христианского смирения — гордость, что входит в число семи смертных грехов, вместо прощения — обязательность мести... а про такую особенность, как воспеваемое во всех рыцарских романах всеми бардами, скажем прямо, прелюбодеяние, то есть культ прекрасной дамы и все эти истории про Тристана и Изольду, Ланселота и Гриневру — разве не демонстративное нарушение главнейшей заповеди?
— Томас, — спросил он вдруг, — а как насчет того, что, если я вдарю тебя в правую щеку, ты должен смиренно подставить мне левую?
Томас насупился, спросил с подозрением:
— Это где ты услыхал такую глупость?
— В твоих Святых Книгах, — ответил Олег с готовностью. — Правда, ты их не читаешь, это так в народе называются Евангелия.
Томас покачал головой.
— Брехня.
— Я брешу? — спросил Олег.
— Ты, — ответил Томас надменно. — Или повторяешь чужие брехни.
Олег покрутил головой.
— Томас, Томас!.. Но так же ясно написано! И не какой-кибудь апостол, а сам Христос сказал!