Возвращение в Ахен
Шрифт:
Вальхейм знал — правда, не слишком хорошо — что Торфинн и замок каким-то образом связаны между собой. Чародей был частью волшебного замка и благодаря именно этому обстоятельству мог перемещать его из одного мира реки Элизабет в другой, подобно улитке, которая сама несет на себе свой дом.
Интересно, подумал вдруг Ингольв, как меняюсь я сам, оказываясь всякий раз в ином пространстве? На этот вопрос ответа у него не находилось. Зеркалам здесь доверять нельзя, а Торфинн никогда не скажет ему правды.
С тех пор, как Анна-Стина Вальхейм
Торфинн навсегда остался для капитана загадкой. Временами Вальхейм ненавидел его, порой восхищался — его мудростью, его умной жестокостью, которая никогда не бывала бесцельной, его знаниями. Иногда старика особенно тяжко угнетало одиночество, и ему требовался собеседник и, насколько это возможно, друг. Торфинн не только был наделен блестящим даром рассказчика; умел он и слушать, внимательно, сочувственно. Им доводилось проводить за разговорами вместе целые вечера.
В такие дни Ингольв бывал почти счастлив.
Лодка остановилась у скалы Белые Пятна. Тихий свет заката ложился на спокойные воды реки, и на веслах мерцали розоватые капли. Как только они оказались на мелководье, Кари, помогая Аэйту, принялся толкать лодку кормовым веслом, как шестом. Вдвоем они быстро завели суденышко в небольшую пещерку. Мела вышел из лодки и встал сапогами в воду, потом помог выбраться вконец обессилевшему от беготни и переживаний Кабари. Что касается Алвари, то он остался дома, заявив, что ему необходимы уединение и медитация. Для такого дела, как единоборство со страшным Торфинном, нужно заручиться поддержкой богов, иначе все предприятие приобретет самоубийственный оттенок.
Кари привязал лодку и провел гостей в свою пещерку. Ее красноватые стены были испещрены белыми пятнами гипса. Здесь было сухо и довольно уютно. Лосиные шкуры, натянутые на деревянную раму, служили хозяину пещерки постелью. У входа был сложен очажок. Над входом имелась плотная занавеска из выделанной шкуры. Кари наматывал ее на палку и подвязывал к потолку.
Вчетвером они с трудом втиснулись в жилище скального хэна. Аэйт одобрительно огляделся по сторонам.
— А вы молодцы, хэны, — заметил он. — Умеете устроиться.
Кари посмотрел на него сбоку, по-птичьи.
— Знаешь, как у нас говорят о тех, кто живет в пещерах? Три вещи не грозят ему: холод — первая из них, ибо зимой он сумеет защитить себя от ветра; вторая же — летняя жара, ибо каменные стены хранят прохладу…
Он замолчал, растянув в улыбке большой рот.
— А третья? — спросил Аэйт, видя, что Кари ждет вопроса.
— Третья? —
Аэйт поперхнулся и посмотрел на скального хэна с невольным уважением.
Кари опустил занавеску, и в пещерке стало темно. Снизу доносилось нежное позвякиванье воды о днище лодки.
— Ну так что, друзья мои, — заговорил Кари страшным шепотом, как истый заговорщик, — что делать-то будем? Перед нами стоят две задачи, взаимосвязанные и в равной степени невыполнимые. Во— первых, нам необходимо изгнать из наших земель Торфинна и всю его кочующую банду, пока он не наделал дел. И во-вторых, нужно помочь нашим друзьям вернуться домой, в мир Ахена…
Был вечер. В караульном помещении сочно храпела солдатня. На третьем этаже донжона горели свечи и было тихо. Нынче замок очутился в очень древнем мире. Здесь были толстые каменные стены, надежно отгораживающие от чужой ночи; здесь пылали камины и подавалось темное вино, помогающее скоротать долгий вечер; здесь Торфинн почувствовал себя старым, одиноким и склонным к размышлению…
Ингольв Вальхейм налил себе стакан вина и откинулся в кресле. Это было тяжелое кресло, обитое коричневой, немного потертой кожей, с тусклой позолотой на подлокотниках. Над жарким камином в полумраке вырисовывалась массивная кабанья голова с оскаленными клыками.
В свете огня Ингольву хорошо был виден резкий профиль старика с глубоко посаженными черными глазами. Сейчас эти глаза, обычно холодные и насмешливые, казались грустными, почти добрыми.
— Славно сегодня, — сказал Вальхейм, потягивая вино.
— Да, пожалуй, — согласился Торфинн, не отводя взгляда от огня. — Славно.
Вальхейм налил вина во второй стакан и протянул ему. Искоса поглядев на капитана, Торфинн улыбнулся.
— В такие вечера, мой друг, я начинаю думать, что правильно поступил, забрав тебя в мой замок. С кем бы я проводил эти печальные часы, не будь тебя рядом?
— Я всего лишь армейский капитан, ваша милость, — напомнил Ингольв.
— Ты полагаешь? — Торфинн улыбнулся. — Это сто лет назад ты был «всего лишь» армейским капитаном. Но с тех пор кое-что изменилось, не правда ли?
Ингольв покусал губы, однако его голос прозвучал спокойно:
— Разумеется, ваша милость.
Тем не менее Торфинн, обычно безразличный к чувствам окружающих, уловил в его тоне нотку горечи.
— Чем ты недоволен, Вальхейм? Я дал тебе пост командира моей лейб-гвардии. А ведь вместо этого я мог и посадить тебя в подвал на цепь, как того идиота-великана.
По сравнению с судьбой великана, с которым Торфинн обходился зверски, участь Вальхейма действительно могла считаться завидной. Понимая, что есть вещи, которых гордый Ингольв не переживет, Торфинн ни разу не поднял на него руки. Ингольв нужен был ему живой. Его присутствие спасало старого мага от приступов жесточайшей депрессии.