Возвращение в Гусляр
Шрифт:
Наутро, когда Удалов и Ложкин в сопровождении Саши Грубина шагали к лагерю экспедиции, Ложкин выразил опасение:
– Ты только осторожнее, Корнелий. Он ведь расставаться с этой шамаханской соблазнительницей не захочет. Может быть, в отчаянии постарается тебя убить.
– Ничего, – сказан Удалов с наигранной храбростью, – в случае чего петушок за меня отомстит.
Ему было не по себе. Он уже раскаивался, что согласился идти. Но отступать было некуда. Раскопки следовало завершить – и этим исполнить долг Анатолия Борисовича перед наукой
Полог палатки был опущен. Возле палатки монотонно шагал – пять шагов направо, пять шагов налево – бледный, лохматый, остервеневший аспирант Лютый. На раскопе кто-то лениво копался в земле, но в целом работы затормозились.
– Они здесь? – спросил Удалов.
Лютый нервно кивнул. Из палатки донеслось: «Хи-хи-хи, ха-ха-ха». Это был голос шамаханской царицы.
Друзья Корнелия стояли за его спиной, готовые, если надо, прийти Удалову на помощь.
– Анатолий Борисович! – позвал Удалов и отступил на шаг назад.
Никто не отозвался. Из палатки доносились тихие голоса. Потом снова зазвучал нежный женский смех, от которого у всех дрожь прошла по коже.
– Гамалеев, выйди! – еще громче закричал Удалов.
Полог палатки поднялся, и оттуда выглянул рыжий археолог. Он заморгал от солнечного света и улыбнулся.
– Доброе утро! – сказал он. – Вам чего?
– Выходите, разговор есть, – сказал Удалов. – От имени общественности.
Анатолий Борисович вышел из палатки.
– Только ненадолго. Я очень занят.
– Видим, – сказал Ложкин. – Весь город видит, как вы заняты.
– Обещание давали? – спросил Удалов.
– Какое обещание?
– Выполнить любое мое желание. За петушка. – Удалов показал на золотую птичку, что по-прежнему вертелась на бревне.
– Разумеется, – сказал Анатолий Борисович, не удержавшись от смеха. – Так что же вы надумали?
– Отдавай мне шамаханскую девицу! – решительно произнес Удалов.
В этот момент полог еще раз шевельнулся, и возникла шамаханская девица во всей своей свежей красоте. На этот раз она была облачена в розовую блузку и белые брюки.
– Кого надо отдать? – спросила она, посмеиваясь.
– Вас, гражданка, – сказал Удалов тверже.
– Зачем? – Девица приподняла соболиные брови и сверкнула карими очами.
– Раскопки под угрозой, а петушок скоро сойдет с ума от опасности, которая грозит Анатолию Борисовичу. Вы только поглядите наверх.
– А что вы со мной будете делать? – спросила шамаханская девица.
– Я? С вами?
– Вот именно! – раздался сзади грозный голос Ксении, жены Удалова. – Что ты с ней делать намылился, старый распутник?
Удалов в некоторой растерянности бросил взор на красавицу шамаханского происхождения, затем метнул взгляд на собственную жену. Но нашелся.
– Отправлю обратно! – заявил он.
– Товарищи! Вы неправильно все поняли! – возмутился Гамалеев, который, видно, понял, что произошло. – Сейчас не легендарная эпоха! Салима Хабибовна – квалифицированный и уникальный специалист по
– Значит, не отдашь? – спросил Удалов зловещим тоном. – Петушок жестоко отомстит!
От этих слов все внутренне сжались. Ложкин поглядел на петушка. Петушок тоже замер. Даже Ксения Удалова замерла.
– Товарищи! – сказала тогда прекрасная Салима Хабибовна. – Прошу минуту внимания. Я приехала сюда в командировку для оказания профессиональной помощи моему коллеге кандидату исторических наук Гамалееву. Двое суток мы с ним, практически не отрываясь, горя творческим энтузиазмом, проводили опыты над откопанным здесь материалом.
– Знаем мы ваши опыты! – ревниво вякнул аспирант Лютый. – Зачем в палатке прятались от общественности?
– Мы не хотели знакомить общественность с опытами до тех пор, пока они не будут завершены. Однако недоразумение, возникшее здесь, хоть и не делает чести вам, товарищи, должно быть рассеяно. Попрошу желающих пройти в палатку.
Желающие вошли в палатку и остановились у входа. И замерли. Было от чего удивиться.
На рабочем столе, рядом со старой темной бутылью, сидел маленький человечек с длиннющей белой бородой, в красной чалме и цветастом поношенном халатике. Перед ним стояло блюдце с клубникой, которую он ел, хватая каждую ягоду обеими руками. На вошедших он не обратил ровным счетом никакого внимания.
– Не бойтесь, подходите ближе, – сказала Салима Хабибовна. – Как вы видите, вокруг джинна, обнаруженного в черной бутыли при раскопках дворца, проведен мелом круг волшебного свойства, создающий силовое поле, за пределы которого он выйти не в состоянии. Этот волшебник – последний представитель разумной фауны эпохи легенд. Его показания при нашем совместном докладе в Академии наук будут неопровержимыми свидетельствами правильности нашей с Анатолием Борисовичем теории. Поэтому мы, – тут Салима Хабибовна показала на видеомагнитофон в углу палатки и ворох кассет возле него, – двое суток непрерывно записываем все, что нам говорит этот волшебник. Если же вы подозреваете, что у нас, охваченных научным энтузиазмом, было время, чтобы предаваться личным отношениям, вы глубоко заблуждаетесь.
– Куда им предаваться! – сказал джинн, дожевывая ягоду. Сок стекал по бороде, окрашивая ее в розовый цвет. – Я им ни одной минуты отдыха не дал! То излагаю, то словесно хулиганю!
Говорил он по-русски, но с сильным восточным акцентом.
– Я понимаю, – виновато сказал Удалов. – Мы вас оторвали от работы. Простите нас!
Ксения, которой было страшно глядеть на джинна, взяла мужа за руку.
– В частности, – добавил Анатолий Борисович, – без помощи Салимы Хабибовны мне никогда бы не извлечь джинна из бутылки. И я не смог бы заставить его держать себя в рамках. Что касается беспокойства Золотого петушка, то оно вызвано присутствием джинна, которого Золотой петушок не выносит, потому что джинн многократно навязывал петушку свою недобрую волю.