Возвращение в Гусляр
Шрифт:
– Интересная задача, – задумчиво произнес Минц. Словно задачу эту задали ему и он готовился ее разрешить.
– А как этого добьешься? – подумал вслух Грубин, который и сам был не последним изобретателем.
– Впрыснуть! – не выдержал Ложкин. – Каждому впрыснуть средство от лжи. А то идет, видите ли, улыбается, красавчик! А сам только что тетеньку задушил.
– Не получится, – сказал Минц, подумавши. – Люди куда сложнее, чем вам кажется. Человек – это целый мир. Он может быть сейчас грабителем, а через полчаса
– Но все равно, – подзуживал соседа Удалов, который подумал, как будет славно, если он придет домой, а у Ксении все на лице написано и не надо гадать. Успеешь принять меры против семейного конфликта. – Эта задача по плечу только гению.
– Если вы имеете в виду меня, то я не претендую на уникальность, – скромно возразил Лев Христофорович. – Я всегда с благодарностью вспоминаю своих учителей – Ньютона и Эйнштейна.
– Их с нами нет, – сказал Грубин.
– В самом деле? – рассеянно спросил Минц и, неожиданно поднявшись, быстрыми шагами пошел в подъезд, к себе. Думать. Творить. Пробовать. На горе или на счастье человечества.
Дня три Минца никто не видел. Соседи, зная о том, какие научные «запои» бывают у профессора, ставили у двери молоко, хлеб и пепси-колу. Минц инстинктивно отворял дверь и брал приношения. Не замечая этого.
На четвертый день веселый Минц с утра включил оживленную музыку Гайдна, отворил окно, потопал немного, изображая зарядку, выпил принесенное Ксенией молоко, а потом отправился к Удалову. Корнелий только что вышел из ванной, побритый и добрый.
– Корнелий, кажется, я решил проблему, – сказал Минц.
– Истинной рожи? – догадался Удалов.
– Или истинного лица.
– Вы проходите, проходите. Ксюша, принесешь каши Льву Христофоровичу?
– Несу! – откликнулась Ксения. – Вам с молочком или с вареньем?
– С медом, – ответил профессор и продолжал, обращаясь к Удалову: – Мы с вами пошли по неправильному пути. По пути, лишенному парадоксов. Мы хотим увидеть истинное лицо человека. Но зачем?
– Чтобы он стал лучше, – без запинки ответил Удалов. – Или чтобы задержать его и сдать в милицию.
– Именно твой первый ответ, Корнелий, меня порадовал. А второй огорчил. Мы хотим увидеть истинное лицо человека, чтобы уменьшить на планете число преступлений и злых дел, изжить несправедливость и жестокость. А для этого надо, чтобы человек увидел самого себя!
– Не понимаю, – сказал Удалов.
Минц не спеша поскреб ложкой по тарелке, собрал с каши мед и сунул в рот.
– А когда человек увидит собственное лицо таким, каков есть его внутренний облик, он ужаснется и скажет: что я наделал! Каждый из нас живет с самим собой, и воспитание человечества я переношу на индивидуальный уровень.
Удалов ничего не понимал.
– Сиди здесь, я тебя позову, – приказал Минц.
Он поднялся из-за стола,
Когда работа была завершена, Минц сказал:
– Теперь подождем, пока просохнет.
Удалов сделал вид, что ничему не удивляется, хотя не переставал удивляться гениальности Минца, и принялся за чай.
Но не успели они допить чай, как Лев Христофорович, кинув взгляд на зеркало, произнес:
– Ну вот, все готово.
– Что готово?
– Истина, Корнелий. Подойди к зеркалу.
Корнелий послушно поднялся и подошел к зеркалу. И ничего особенного не увидел. Полчаса назад это же лицо он лицезрел в ванной, в тамошнее зеркало.
– Ничего особенного не вижу, – сообщил он. Наверное, эксперимент провалился.
– Что и следовало доказать! – ответил профессор. – Потому что ты, Удалов, полностью соответствуешь сейчас своему внутреннему содержанию.
– А что дальше?
– Дальше я хотел тебе сказать, что видел вчера на улице Батыева. Вернулся он к нам в Гусляр, ходят слухи, что назначат его главгором вместо Коли Белосельского.
– Что?! – воскликнул Удалов. – Не может быть!
– Посмотри на себя в зеркало! – приказал Минц.
Удалов обернулся к зеркалу и был поражен тем, что из зеркала на него глядело странное животное, похожее во многом на Удалова – например, лысиной и цветом венчика волос вокруг лысины. Но уши его стояли высоко, на лице почему-то росла шерсть, верхняя губа была раздвоена – Удалов увидел себя в образе зайца, правда, зубы у зайца были хищные, оскаленные, и это нарушало полноту образа.
– Кто это? – спросил Удалов.
– Кто это? – откликнулся зверь в зеркале.
– Это ты сам, Корнелий, – ответил Минц. – Это твоя истинная сущность на настоящий момент. Мое сообщение о Батыеве испугало тебя, превратило внутри в дрожащего зайчишку, а все сильное в тебе сконцентрировалось в зубах, так что получился заяц, который будет кусаться до последнего патрона.
– Это я?
Но на вопрос Корнелия и не стоило отвечать, потому что изображение зайца на глазах расплывалось, возвращаясь к привычному образу Корнелия Удалова.
– А теперь сам покажись, – попросил Удалов профессора. Ему нужно было время, чтобы осознать величие изобретения.
Минц безропотно подошел к зеркалу.
Корнелий увидел Минца. Но вокруг его головы сияли яркие лучи, отчего в комнате Зазеркалья было куда светлее, чем в комнате Удалова.
– А это что? – спросил Удалов.
– Думаю, что отблеск моей гениальности, – сказал профессор и начал в зеркале надуваться, превращаясь в гигантский воздушный шар, и даже стал покачиваться, намереваясь оторваться от земли.