Возвращение в «Кресты»
Шрифт:
Мысленно я смачно выругался. Картежники замолчали на минутку: переваривают, переглядываются. Перекинулись несколькими словами. Видимо, решают, кому встать и разбудить Лекаря. Лекаря… Как только меня в этой жизни не называли! В общем, не самое плохое погоняло.
Очень хотелось, чтобы картежники решали или препирались меж собой как можно дольше.
Даже представлять не хотелось, с какими мучениями придется сейчас поднимать затекшее от побоев тело. Не даст же времени гадский мусор даже до параши дойти. Сто процентов. Интересно, что ему вообще надо? Вчера же только на допрос водили! Соскучились, видимо. Прямо жить без меня не могут. Или еще что-нибудь замутили. На это как раз больше всего и похоже. Вон как вертухай у двери заходится от матюгов! Не терпится ему поскорее доставить жертву на место… Или у него это просто вентиляция легких, как у младенцев, – поорал и полегчало? Что ж это он так старается? Так недолго и грыжу заработать, это я тебе, мусорок, как врач могу сказать, только вот вряд ли ты станешь меня слушать!
– Эа… – неожиданно тряхнул кто-то меня за плечо. – Подъем, Лекарь! На выход, вертухай вон, слышь, пеной исходит!
Это был Злой! Я отметил про себя на будущее – Злой умеет перемещаться совершенно бесшумно. В «определенных обстоятельствах» это может иметь значение. Следовательно, об этом стоит помнить. Открыл глаза. Посмотрел на Злого и кивнул в ответ. Все понял, дескать. Затем стиснул зубы, приготовился к самому худшему и резким движением сел на шконке. Против ожидания, первые движения оказались не столь уж болезненны. И я в очередной раз подивился и порадовался тому, как быстро восстанавливается мой организм.
Бахва уже проснулся и внимательно разглядывал меня, не произнося ни слова. Я тоже только посмотрел на него, но здороваться не стал. Молча потер ладонями лицо, поводил по волосам, отряхнул и одернул одежду – вот и все сборы. Нищему собраться – только подпоясаться. Никаких туалетных принадлежностей у меня, само собой, не было, и передать с воли тоже некому. Потому, что никто, скорее всего, и не знал, где я сейчас нахожусь. Я поднялся, сунул ноги в свои туфли без шнурков и направился к двери. Сразу почувствовал, что идти по проходу между шконками стало легче, чем вчера. Мне стали уступать дорогу. Ощутимое преимущество нового статуса.
Как я и предполагал, к параше даже подойти не получилось. Озверевший от сверхдолгого ожидания вертухай, похоже, готов был уже схватить меня в охапку да так и нести. Но что-то его остановило, и он ограничился тем, что обложил меня всеми ругательствами, которые способны были уместиться в его голове. Я с интересом прослушал весь его репертуар и пришел к печальному заключению, что сегодняшний конвоир не отличается ни умом, ни фантазией. Не говоря уже о способности к импровизации.
Впрочем, в его вертухайской жизни перечисленные качества были бы скорее всего помехой. Вертухай вывел меня из камеры и повел куда-то, позвякивая связкой ключей по стене. Куда ведет, не сказал. А спрашивать об этом здесь не принято. Но вот маршрут, по которому меня вели, мне нравился все меньше и меньше. Ну, то есть, маршрут как маршрут. В тюрьме все маршруты плохие. Кроме одного – на волю. Но это явно не сегодняшний. А сейчас, очень на то похоже, ведут меня туда же, куда водили вчера. В кабинет к упырям-вурдалакам, живым мертвецам – следователю Мухе и адвокату Живицкому.
– Лицом к стене!
Вот сейчас откроет решетку. Затем закроет.
– Пшел!
Полста шагов по коридору, поворот. И слева, в тридцати шагах, та самая заветная дверца василькового цвета, как в детском саду! В последний раз по дороге в эту сторону:
– Лицом к стене!
Погремев связкой ключей, вертухай открывает дверь и докладывает кому-то, кого я не вижу:
– Разин! – И, обернувшись, бросает мне: – Входи! Давай!
И не успел еще я отнять от стены руки, чтобы повернуться и войти в кабинет, как в груди возник неприятный холодок. Скверный такой холодок дурного предчувствия.
«Предчувствие меня не обмануло». Едва войдя в кабинет, я сразу уловил запах духов – запах женщины! Просканировал взглядом небольшое и мрачное помещение от стенки до стенки. Как я и ожидал, вурдалаки-упыри были на месте. Лже-Живицкий поблескивал очками в своем углу, Муха сосредоточенно сопел за столом, перебирая какие-то бумаги. С понтом занят важным делом. Именно такую картину я и ожидал увидеть. А вот третьей фигуры в прошлый раз в комнате не было. Но фигуру эту я знал настолько хорошо, что лучше можно знать только свою собственную.
На казенном стуле в эффектной позе, положив ногу на ногу, сидела Ангелина. Моя благоверная женушка, которая, как я полагал, все еще ублажает арабов в пустыне, доит верблюдиц и вообще ведет кочевую жизнь. Я узнал ее сразу, как только взгляд выхватил из полумрака знакомый силуэт. Причем выглядела она на все сто. Гораздо лучше, чем я помнил. Холеная, видно, что при бабках, – совсем не похожа на ту домохозяйку с дурной головушкой, которая когда-то была моей женой. То есть, напомнил я себе тут же, – женой Кости Разина. И которая этого самого Костю, мужа любимого, подставила под мокрое дело и в зону сплавила. Непонятно только, чем объясняются подобные метаморфозы – неужто среди египетских клиентов попался шейх или эмир, который пленился ее сексуальностью настолько, что выкупил бедняжку для собственных нужд? Или это сделал тот самый Карабас-Барабас, о котором говорил Бахва?!
– Разин? – спросил Муха со странной интонацией, словно удивившись – кого это ему привели. – Ага… Оч-чень хорошо. Отлично.
Было похоже, что следователь сегодня, против обыкновения, рассеян. Шелестел бумажками, заглядывая то в одну, то в другую, словно надеялся найти в них еще что-нибудь важное. Держал паузу, давая мне убедиться, что дама на стуле – действительно моя бывшая супруга, и привыкнуть к этому невероятному, учитывая жизненные обстоятельства, факту.
– Садитесь, Разин! – радушно улыбнувшись, указал он наконец на стул рядом с Линой. – Помните, что мы с Борисом Наумовичем вам вчера обещали? Очную ставку с вашей супругой. Дело мы ваше в долгий ящик откладывать не можем. Справедливость требует, правосудие ждет, начальство наседает… Хе-хе! Мы выполняем свое обещание! Узнаете? Ваша жена, гражданин Разин! Согласно свидетельству о браке, – он взял со стола очки, не надевая поднес их к глазам и прочел, водя пальцем другой руки по строкам документа на столе, – Разина…Ангелина (господи, имя-то какое!) Ивановна!
Лина медленно повернулась. Наши взгляды встретились. И на бесконечное мгновение я погрузился в омут этих лживых карих глаз, в самую их глубину, где, вопреки «ангельскому» имени моей благоверной, плясали самые настоящие дьяволята. Я ясно их видел. Что ж, подходящая компашка собралась – два упыря и демоница с востока. Лилит! Удивительно, как много полезного можно узнать всего за один взгляд! Она тоже узнала меня. Я видел – дрожь прошла по ее телу, дрогнули ресницы, метнулось что-то в глазах. Не только от страха, хотя и он присутствовал в достатке. Что-то чувственное! Я подумал о том, что похотливость Ангелины достойна книги рекордов Гиннеса, но, откровенно говоря, мне было это приятно.
Я отвернулся с бесстрастным и слегка недоумевающим видом – мол, кого это вы мне здесь сватаете! Во всяком случае очень надеялся, что это выглядело именно так.
– Ну что, гражданин Разин? – осведомился Муха. – Узнаете? Или тоже скажете, что ранее никогда эту женщину в глаза не видели?
Я еще раз бегло взглянул на нее.
– Совершенно верно, Владимир Владимирович, я никогда до сегодняшнего дня не встречался с этой особой.
– Ясно, – удовлетворенным тоном сказал Муха, но в голосе его все же сквозило разочарование. – А вы что скажете, госпожа Разина? – обратился он теперь к Лине.