Возвращение в Полночь
Шрифт:
У объекта обидных насмешек немедленно появилось почти неодолимое желание врезать пьяной скотине. Желание сделалось еще сильней, когда Мошняк выдал очередной пассаж:
– Мы хоть люди простые, теорий ваших не разумеем, но за приборами следим. Увидим, что цифирки скачут – радуемся. Все-таки наш человечек, пусть и орбитальник, открыл этот эффект.
– И сильно скачут? – машинально переспросил Марат.
По наивности он рассчитывал, что речь идет о давних делах, но Мошняк беззаботно поведал: мол, с утра был скачок совсем слабый, а недавно, перед самым приездом дармоедов-орбитальников, параметры устроили настоящую пляску.
Не сдержавшись,
– Чего орешь? – вызывающе осведомился Стефан. – Нормальное же дело. Считай, каждую неделю случается.
Проигнорировав вопрос, Ирсанов потребовал показать записи. Ворча и огрызаясь, его отвели в диспетчерскую, не без труда разбудили дежурного и вывели на экран информацию о колебаниях гравитации. Увидев результаты, Марат аж застонал. Все обстояло намного хуже, чем он опасался. С прошлой ночи приборы зафиксировали четыре четкие флуктуации, причем амплитуда нарастала в точности по каноническому графику.
– Если в течение часа произойдет новый скачок, то за ним последует вспышка охренелой силы, – сухо сообщил Марат.
– Пошел ты, – отмахнулся Стефан. – С чего бы вдруг?
Снова захотелось побить скотину, чего Мошняк давно заслуживал. Жаль только, здоров был гад – сам поколотить может.
– Короче, – голос Ирсанова сделался официальным. – Когда это случится, я должен быть рядом с очень мощным антигравом, чтобы зафиксировать все колебания.
– Самый мощный антиграв на барже, – сказал Стефан. – Вот-вот отправим на завод.
– И я полечу, – решил Марат. – А ты предупреди Гермессион. Вспышка будет очень сильной.
Глава 2
ВОЙНА В ЧУЖОМ НЕБЕ
Вместе с Маратом на барже летели монтажники – администрация завода затребовала их для срочного ремонта. Работяги сильно обиделись, узнав, что орбитальник элитного ранга не хочет сидеть с ними в каюте. Пришлось растолковать, почему нужно разместить измерители поближе к антиграву. Монтажники его объяснений, конечно, не поняли, но загорелись энтузиазмом и тоже устроились в машинном отделении.
Посторонние мешали, однако выгнать их Ирсанов даже не пытался – все равно не послушаются, только шуму станет еще больше. Смирившись, он расставил гравиметры, подсоединив приборы к своему карманному компьютеру. С четверть часа, пока грузовик всплывал сквозь атмосферу Венеры, сила тяжести почти не менялась, так что Марат немного успокоился и даже подсел поближе к спутникам.
Работяги, потягивая мерзкое, на Венере сваренное, пиво, судачили, что Земля эксплуатирует орбитальников, а потому давно пора объявить старой планете войну и как следует наказать. Еще говорили, что за последнюю неделю возле куполов Северной шахты несколько раз были замечены чужие гусеничные машины. Бригадир даже объявил без тени сомнения: мол, вездеходы такого типа есть только у наземников Полариса – богатого космического поселения, которое стремилось удушить конкурентов с Гермессиона, Авроры и Афродиты.
От упоминания о наземных машинах Марат поневоле поморщился и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить неровно застучавшее сердце. Ему, выросшему под броней орбитального города, становилось жутко всякий раз, когда по видео показывали стальные черепахи, ползающие по камням Венеры.
Немедленно вспоминались другие кадры хроники, которые он не раз видел в детстве – обломки вездехода и то немногое, что осталось от людей. Углекислота под давлением в сотни атмосфер обещала верную смерть: если в броне найдется хоть щелочка, экипаж вездехода мгновенно превращался в желе. Такое случалось не часто, но случалось, потому что техника Гермессиона была старой и дряхлой.
В молодости Марату дважды пришлось ездить по Венере в грузовой машине, и оба раза он испытывал жесточайший, на грани помешательства, ужас. Даже оказавшись впервые под открытым небом Земли, он испугался не так сильно…
– Знаем мы, зачем эти танки возле нашей шахты шныряют, – заявил Живорад Коди. – Наверняка дирекция Северной продает Поларису часть урана.
Другой механик добавил завистливо:
– Небось, лучшими кусками торгуют, сволочи.
Возмутившись, Ирсанов заявил, что директор Северной шахты Эдгар Малыгин – честный и порядочный человек, который никогда не стал бы сотрудничать с конкурентами. В работягах немедленно проснулась классовая ненависть к образованному сословию, и вся бригада завопила: дескать, все вы – шкуры продажные и дармоеды, привыкли жировать за счет простых трудяг, потому как с детства не работаете, а только учитесь и детей своих кормите до двадцати лет, пока те в колледжах уроки прогуливают.
Возражений они, конечно, не слушали да и не смогли бы понять, поэтому Марат сделал вид, что не слышит глупостей. Только это не помогло: накричавшись на общие темы, работяги взялись за него.
– Ты вот тоже простого человека презираешь, – злобно сузив глаза, прошипел Живорад. – Брезгуешь нашими скафандрами пользоваться. На собственный разорился.
Скафандр был отцовский. Еще лет двадцать назад, когда поселение процветало и работникам платили хорошие деньги, Роберт Ирсанов грохнул на эту роскошь чуть ли не половину сбережений.
Марат огрызнулся:
– Откуда мне знать, чем был болен ублюдок, носивший скафандр до меня? Вы же любите слюнявить нагубники, а спиртом после себя не протираете.
– Спиртом мы себя изнутри протираем, – радостно заржал механик с четкими признаками мутаций.
Вспомнив о выпивке, работяги сразу подобрели и перестали лаяться. Посыпались вопросы о Земле. В основном монтажников интересовало, сколько и какой водяры Марат выпил и сколько землянок успел пощупать? Не объяснишь ведь придуркам, что землянки на нищего по столичным меркам провинциала даже смотреть не желали.
– Ну да, скажи вам, – хмыкнул Марат. – У вас ведь языки без тормозных клапанов – сегодня же к вечеру какая-нибудь сука жене настучит.
Подумав, он все-таки сказал самое заманчивое: на Земле практически нет мутанток. Орбитальники мечтательно застонали.
И почти одновременно просвистел бравурную мелодию компьютер. Спустя секунду-другую люди даже без приборов почувствовали колебания силы тяжести. Оборвав осточертевшую беседу, Марат бросился к монитору.
Как он и опасался, поле антигравитации резко изменило структуру. В течение трех минут параметры беспорядочно вибрировали по амплитуде, а частота норовила сдвинуться за величины, после которых начинается резонанс. Это и был пресловутый эффект Ирсанова-Ирсанова, открытый его отцом и исследованный Маратом. Глубоко внутри Солнца происходили непонятные процессы, каким-то образом влиявшие на работу антигравов.