Возвращение в Сокольники
Шрифт:
– Я нарочно не сделала макияж, – с легкой улыбкой сказала она, поднимая на него глаза. – Да, эффекта, конечно, меньше, но… кто знает мужчин, тот и реакцию может рассчитать заранее. Не так?
– Интересный подход.
Официант принес турку, вылил кофе в чашечку. Поставил графинчик и вопросительно взглянул на Турецкого.
– Не хочешь? – Александр щелкнул по графинчику.
– Чуть-чуть.
И официант тут же, словно фокусник, жестом из-за спины поставил перед ней рюмочку. Налил в одну, другую и отошел.
По– приятельски чокнулись, выпили. Он стал цедить
– Ты чем-то огорчен, Саша? – спросила она.
– Разве заметно?
– И да, и нет. Это уж от способностей каждого. Индивидуально. А я не могу тебе помочь?
– Вряд ли… Вообще, не думал.
– Так подумай. Время на это у тебя есть?
Странно прозвучал вопрос. Словно опять из небытия соткалось в воздухе предупреждение. То самое, которое определяет твою судьбу. У кого это из древних? Ну конечно, у царя Валтасара, на извести стены его чертога, напротив лампады, были начертаны вещие слова «мене», «текел», «перес» – обдумано, взвешено, решено, иначе говоря, разделено. И все, и хана государю. Читай книгу пророка Даниила.
А у Турецкого, значит, есть еще время? Или это был все-таки наивный вопрос?… И тогда Турецкий должен ответить…
– Повторяю, не думал, – вывернулся он.
– Подумай. Между прочим, бабка у меня была наследственная колдунья. Не смешно?
– Что именно?
– Ну как же! Бабка колдунья, а внучка…
– Знаешь, Нонна, я не ханжа. Каждый примеряет на себя. Или выбирает по себе.
– А мне нравится такой взгляд на вещи. Ну пойдем?
– Сейчас расплачусь…
– Оставь, Жора на меня запишет.
– Еще чего не хватало! В альфонсах не служил-с, мадам!
– И это тоже мне нравится.
Через пять минут, рассчитавшись, они вышли в Столешников.
– Я тебя не шокирую? Своим присутствием? – неожиданно спросила она.
Он хотел ответить «да», но вовремя спохватился и поймал тайный смысл сказанного ею. Именно здесь, именно в этом месте… Она знает, кто он и где работает? Ее вопрос заранее обдуман или случаен? Что – уже взвешено и решено?!
Пока он раздумывал, она взяла инициативу на себя.
– Давай расстанемся на минутку, а встретимся через короткое время там, на углу переулка и Петровки. Я близко живу, машина не нужна. Подойдешь? Или уже передумал? Не беспокойся, я не обижусь, если ты сейчас скажешь мне «нет». Так как, Саша?
– Встретимся, – ответил он и почувствовал себя так, будто, не зная глубины распахнувшейся перед ним воды, кинулся вниз головой.
Она в самом деле жила близко. Нужно было пересечь переполненную постоянно движущимся транспортом Петровку, нырнуть в глубокую арку проходного двора – и вот он, ее дом. Точнее, жилище.
Больше всего Турецкий почему-то боялся, встретившись с Нонной у часового магазина, наткнуться на кого-нибудь из своих. Особенно генпрокуратурских женщин. О, глаза! О, языки!! Ну да, рабочий день в самом разгаре, а он тут с эффектной бабой, явно не самых строгих, мягко говоря, правил! И дураку понятно, кто, что и зачем…
Почему– то думая об этом, он вдруг удивился самому себе. Казалось бы, когда оставались считанные
Но ведь гордых не любят, нет. От нее, от гордости, всегда сплошные неприятности, ибо судьба норовит в первую очередь устроить испытания именно для гордецов.
Ну ладно, пусть будет гордость. Но ведь и в ней имеются некоторые нюансы. И далеко не каждый испытуемый обязательно должен пасть под ударом неизбежности. Однако, с другой стороны, ждать надо чего угодно. Поэтому и ты, Александр Борисович, жди своего. Не тушуйся. Но – жди.
Поднимаясь по лестнице сырого подъезда, расписанного всякой причудливой гадостью из аэрозольных баллончиков, Турецкий вновь остановил себя: «Господи, куда я иду? Зачем? А вдруг эта Нонна попросту приставлена следить за мной? Может, придумать что-нибудь? Вспомнить про срочное дело?… И то глупо, и другое…»
Квартира, которую она, по ее словам, временно снимала, располагалась на четвертом этаже. Подъезд выходил во двор. Дом был достаточно старым и основательно загажен. Трещины на стенах, облупившаяся краска, отпадавшая вместе со штукатуркой… Каким это образом в самом центре столицы еще сохранились настоящие трущобы?
И вдруг осенило. Просто в качестве самооправдания. Ну да, он, «важняк» Турецкий, в данный момент идет не к женщине, вместе с которой в ближайшие же десять минут окажется в одной койке, а на очередное задание. В подобных местах он и бывал-то прежде лишь в тех случаях, когда приходилось брать очередного преступника. Накрывать «малину». Разгонять притоны наркоманов и прочей нечисти.
– Вот и располагайся, – улыбнулась Нонна, пропуская его вперед, в открытую дверь. Она будто поняла его мысли. – И чувствуй себя, как… да как хочешь, так и чувствуй!
Может, она, точнее, ее бабка в самом деле была колдуньей? Черт их всех знает, этих женщин, за внешней откровенностью которых всегда таится неразрешимая тайна.
Турецкий огляделся. В квартире довольно чисто, но как-то неуютно, уныло. Мебель, что называется, с бору по сосенке. Не бомжатник, совсем нет, но появилось ощущение, что эту мебель, к примеру, собирали в тех квартирах, откуда навсегда уезжали прежние хозяева, оставляя старый хлам за ненадобностью.
– Странное жилье, – сказал Турецкий.
– Как все в нашей жизни, – философски заметила Нонна и отправилась на кухню. Крикнула оттуда: – Тебе сварить настоящий кофе?
Он пошел вслед за нею. Она стояла в фартуке у газовой плиты и насыпала в турку молотый кофе, запах которого заполнил сразу все помещение.
Александр вспомнил то кофе «по-турецки» и подумал, что у ресторанного было, если по-честному, разве что одно название, а так напиток, коим потчевал Жора, напоминал скорее ячменный кофе его молодости.