Возвращение. Части 1-3
Шрифт:
И машина, и водитель были другие.
— Куда едем? — спросил я.
— С тобой хотят поговорить, — ответила она. — Не задавай вопросов, скоро все узнаешь сам.
Ехали недолго: уже через двадцать минут Елена завела меня в большую трехкомнатную квартиру. В гостиной в кресле сидел Суслов.
— Оставьте нас, — сказал он Беловой. — А ты садись, нужно поговорить. В нашу прошлую беседу ты сказал, что обо мне почти не было публикаций. Соврал? С Брежневым ты был гораздо откровенней. Я даю тебе слово, что все, что ты сейчас скажешь, останется без последствий. Мне важно знать.
— Я не соврал, — сказал я, — просто кое о чем умолчал. Зачем вам это выслушивать? Вы уже все
— Я жду.
— Ну как хотите. Публикаций действительно было очень мало. Во всех отмечался ваш крайний консерватизм и зажимание интеллигенции, причем часто без всяких видимых причин. Вы запрещали к продаже уже отпечатанные книги, заявляя, что на идеологии не экономят. Среди указанных авторов были те, кто после вашей смерти свободно печатались. Были запрещены отдельные театральные постановки и показ некоторых отснятых фильмов. В немногих случаях это было оправдано, в остальных… Наша цензура была слишком жесткой. Нельзя, Михаил Андреевич, постоянно затыкать людям рот и ожидать, что они вас после этого будут любить. Ну кому мешали песни Высоцкого? На них потом выросло два поколения молодежи, а он стал Народным артистом! При вас по всему Союзу ходили его магнитофонные записи, а самому Владимиру выступать запрещали. Ну были у него блатные песни, но с эстрады-то он их не пел. А вы думали, что стоит чуть ослабить удавку, и вскоре у нас все зальют грязью. Когда обсуждался вопрос отмены цензуры вы сказали: "Известно, что между отменой цензуры в Чехословакии и вводом советских танков прошло всего несколько месяцев. Я хочу знать, кто будет вводить танки к нам?"
— Ты действительно считаешь, что цензуру можно убрать?
— Вот такого я не говорил. Ее у нас и при капитализме не убрали. Все, что противоречит Конституции и может быть государственной тайной, должно запрещаться, а авторов нужно брать на карандаш, а то и сажать. Но такого реально очень немного.
— А я, значит, перегибал палку?
— Перегибали. В семьдесят третьем году вы едва не зарубили уже отснятый многосерийный фильм о наших разведчиках "Семнадцать мгновений весны". Фильм, в котором нет ничего криминального. Когда он шел по телевидению, за телевизорами сидела вся страна, даже преступность в дни показа резко упала. А вам, видите ли, не понравилось то, что в нем не отражен подвиг нашего народа в войне! А фильм о работе нашего разведчика в самом сердце Германии. Правильно вам возразил председатель КГБ, что весь советский народ не мог служить в ведомстве Шелленберга. Вы попросили, я рассказал.
— У тебя есть какие-нибудь проблемы?
— У кого их нет! — сказал я. — Извините, но я считаю установку микрофонов в наших жилых квартирах издевательством. Или мне верят, или нет. Я бы еще понял, когда прослушивают рабочий кабинет или гостиницу, но квартиру это уже слишком!
— Это кто-то перестарался, — сказал он. — Все уберут. Дальше.
— Из-за нашего переезда сестра пропустила год для поступления в институт. Я бы хотел попросить об одолжении. У нее красивая внешность и большие способности к танцу. Много лет она выступала в самодеятельности и танцует на профессиональном уровне. Их ансамбль выезжал во многие гарнизоны округа и всегда с большим успехом. Я бы хотел, если будет такая возможность, чтобы ее посмотрели в ансамбле Моисеева. Вряд ли они ее возьмут, но может быть Игорь Александрович ей что-нибудь посоветует? У Александрова, по-моему, женщины пока не танцуют, а других танцевальных ансамблей я в Москве не знаю.
— Я поговорю с Игорем Александровичем, — пообещал он. — Вам позвонят. Еще?
— Спасибо, это все.
— В ближайшее время тебе принесут вопросы по следующему году. Там есть неясные моменты, постарайся дать ответы.
Позвонили уже на следующий день. Звонила опять Елена.
— Сестра дома? Скажи ей, чтобы была готова, я за ней сейчас приеду.
— Собирайся! — сказал я Татьяне. — Сейчас приедет Белова и отвезет тебя на смотр к Моисееву. Вряд ли они тебя возьмут, но, может быть, рекомендуют в какой-нибудь ансамбль рангом пониже. Дай щеку, поцелую. Ну, ни пуха ни пера!
Я вытолкнул ошеломленную сестру за порог и вышел сам.
— Успокойся и шевели ногами, чтобы Елена тебя не дожидалась. Будешь мандражировать, толку от твоего смотра не будет.
Я позвонил Черзаровым, и мне открыла Ольга.
— Что не спрашиваешь, кто звонит? — спросил я. — Откроешь когда-нибудь на свою голову.
— А я тебя всегда чувствую! — заявила она. — Слушай, ты не поговоришь, чтобы мне тоже разрешили выйти замуж с шестнадцати?
— А что, уже есть кандидат? — спросил я, привычно взлохматив ей волосы. — Ты сначала дорасти, а потом поговорим. Где сестра?
— На кухне. Помогает маме готовить.
— А ты что сачкуешь?
— Мне еще рано, а ей нужно готовиться к семейной жизни. А то у тебя будет гастрит. Мама говорит, что готовка для жены — это первое дело, потому что все мужчины не дураки поесть.
— Чем занимаетесь? — спросил я, заходя на кухню.
— Повышаю квалификацию, — пояснила Люся, обжаривая котлеты.
— Могла бы особенно не стараться, — сказал я. — До свадьбы еще полгода, все равно все успеешь забыть, а у меня опыт готовки ууу! И вообще, лучшие кулинары — это мужчины. Анекдот рассказать?
— Ну расскажи, — разрешила Надежда.
Разговор двух приятелей. "Ой, как вкусно у тебя получилось! Ты сам готовил?" "Жена помогала". "Да? Умница какая! И как же она тебе помогала?" "Не лезла с советами…"
— Ну тебя с такими анекдотами, — сказала Надежда. — Воспитаешь ленивую жену, потом сам наплачешься. Люсь, отдай сковородку, и маршируйте отсюда.
— Я ее не обидел? — спросил я подругу, когда мы зашли в ее комнату. — Что-то она какая-то не такая, как обычно.
— Она не такая с тех пор, как узнала о нашей грядущей свадьбе. Для родителей ты и так уже член семьи, иначе она реагировала бы по-другому. Но все равно нужно время, чтобы привыкнуть.
— Завтра последний день безделья, — сказал я, — а потом школа.
— Тебе хорошо, девятый класс уже можешь сдать хоть сейчас. Или будешь сдавать сразу за два года?
— Наверное, за два. Похожу с тобой в школу пару недель и посмотрю, чтобы тебя никто не обижал, заодно закончу все повторять, а потом отчитаюсь. И попрошу, чтобы тебе разрешили сдавать за год отдельные предметы. Ты умница, поэтому за год получишь аттестат. А в следующем году поступим в институт.
— А куда?
— Если хочешь заняться только пением, то можно поступить в институт на вокал. Я их в Москве не знаю, но должны быть.
— А ты куда хочешь?
— Актерский факультет ВГИКа. Выступать с песнями это, кстати, не помешает.
— Я с тобой!
Через три часа приехала Татьяна. Мы в это время сидели с учебниками в моей комнате.
— Как съездила? — спросил я, когда она к нам заглянула.
— Станцевала три танца, — ответила она. — Два сама и один с партнером. Сказали, что очень хорошо, но у них пока нет необходимости в наборе. По-моему, я не с самим Моисеевым разговаривала, он должен быть старше. Уровень у меня до них не дотягивает, но можно было бы поднять. Сказали, что будут иметь в виду и направили в Центральный дом народного творчества. Там меня тоже посмотрели и приняли на работу.